Собрание

7

Лопнула душа стручком:
Новое “я” кружится
Спутником тела.
Затравленным бычьих,
Отстранённым птичьих
Глаз
Движеньем
Озираюсь.
Вижу круг земной,
Циферблат,
Тонет он в дымящемся море.
Кто изменился весь насквозь,
Кто этих злых метаморфоз
Узнает радость-Боль,
Швыряет в безымянность неба
Имён родимых соль.
Я на чужой корабль всхожу,
Плывя средь ледяных морей.
Как хорошо забыть мне имя
Моё и матери моей.

2006

17.12.2006

Похороны рифмы

Мне рифму жаль. А как она была
Услужлива, пророчлива, мила!
Болела долго, умерла.
Гуляя во измайловских дворах
Я будто бы брела у ней на схоронах.
Немногие ее, бедняжку, проводили,
Волос не рвали. Не вопили.
Но вдруг она воспряла. Сразу
Открылись медленно ее четыре глаза.
Но жизнью просиял один лишь только глаз:
— Отец мой Ритм, он не оставит вас.
И отвернулась вся в слезах.
Скисал октябрь в измайловских садах.

Сегодня небеса как светлое болото,
В котором утонуть не страшно отчего-то.
В саду таится деревянный театр,
В котором призраки танцует па-де-катр.
К стене приклеены две горбоносых маски
Глядящих весело на струпья старой краски
Светло-сиреневой. А за стеною зал,
Где запустенье правит бал.
Он мой двойник, подобна я театру
В котором призраки твердят все ту же мантру.

Какое светлое болото это небо!
Ах, к рифме так привязчива потреба.
Хотя она, как мнится, устарела.
Но говорила, что сама хотела.
Ее подбрасывал как карту Аполлон,
Но вот поэзия истаяла как сон.
Зажигалка прозябла нежным синим листком,
Будто с древа упал, напоенного светлым огнем.

Жизнь завершается, чужда и бестелесна,
Каким-то вокруг эго ходом крестным.
Как обруч катится над бездной
Гонима хворостиною небесной.

Утро, переходящее в вечер

1
Как велика, честна моя награда!
Едва проснусь — вскочив из-под простынь,
Мне лапку церемонно, величаво