Собрание

Экклезиаст! — это он, тьма от тьмы и тьмой поглотился.
Всё я забыла — любовь, вдохновенье и мелкую радость,
Только смерть под горой голосила,
Да зубами щелкала старость.
Экклезиаст! Черный гость, постоялец, вампир!
Здесь ты жил? Ну и что же? Чего присосался?
Без любви, без креста — вот он, твой мир,
Я же — свет и огонь. Сухо он рассмеялся.

Отпустите меня! Не хочу! Выезжаю.
Проигралась. Всё золото незаметно спустила.
А тебе, будущий, знак на окне 'мондэхель' вырезаю.
Пей из рюмки моей, ешь из миски моей,
Мне ж земля не последняя будет могила.
Пусть погасла свеча, но огонь всё горит,
Я не этого боюсь, неминучего,
Я боюсь океана огня хрипучего,
Что тихий свет поглотит.

Если сладко когда оно было и мило,
Это мимотекущее бытие,
То когда меня рыбой на трезубце взносило
Вдохновение в воздух — вот счастие было мое.
Вот прольется микстура, снадобье земное,
Или звездное, хлынет к огням седым,
Когда я замолчу — запоет ли каменье немое
И заноет гуденьем глубоким зубным?
Тот же знак — ножку буковки каждой обвивает, как хмель,
Крошечный, дрожит в словах,
Шепчет бабочка — мондэхель, мондэхель,
Вместе ясный свет и темный страх.

КОВЧЕГ

Ковчег тонул во тьме, плясал в волнах.
Болталась на воде посылка роковая,
В ней жизни меркли семена,
И тверд был только Ной, на Слово уповая,
Оно во тьме обрушилось, как дождь, —
'Погибнут все. Ты не умрешь.
И те, кого с собой возьмешь'.
И на глаза упал чертеж.
Рубил, пилил, строгал — теперь
(Смолил) меж кровью и водой
Законопаченная дверь,
И ящиком играет Бог,
Как будто львенок молодой.
Подымет в небо, а потом
В пучину бросит,
Со дна достанет, закружит
И в пасти носит.

Огороженное плывет дыхание,
И все певцы его хора
Смотрят на Бога и на моря зданье
Из-за забора.
Всех надо Ною накормить,
Всех, кого запер в сундуке:
В подвале — тигров, в клетках — птиц,
Да и своих на чердаке.
А на крыше сидит великан Ог,
Привязался — орет во тьму,
Он сошел с ума, и ему
Просунуть надо кусок.
Звери воют, люди вопят,
Огромную погремушку выщебетали птицы.
Пахнет, как на вокзалах, и змеи свистят,
И горят кровавые глаза лисицы.
А снаружи звук — как будто кровь,
Если уши заткнуть.
Пахнет слезами мое изголовье,
И не уснуть.
Кто в эту мокредь и муть
Наш следит путь?
Там, где выщербины от звезд,
Выколупанных могучей десницей,
И дальше еще, где галактики рот
Жизнь изблюет (чтоб ей провалиться!),
И замкнутся за нею стальные ресницы.

Все это время Бог был там —
Внутри смоляной коробки,
Вздрагивал от Него гиппопотам,
Тигр дугой выгибался, робкий.
Лапы, жала, рога, хвосты,
Клювы, плавники, глаза и губы —
Все высвечивалось из темноты,
Он не знал, как все это Он любит.
Он смотрел из огненного тумана