– Вечна только энергия, порожденная Создателем, сын Лады, а оболочка изнашивается, – вздохнул Коломан. – У людей она изнашивается быстрее, у богов процесс протекает медленнее. Нынешний Вий слаб, ему уже не справиться с Ариманом, вот он и ищет того, кому можно передать свою силу.
– Но ведь не Велес и не Вий победили Аримана, это сделал Перун? – напомнил Шемякич.
– Борьба богов с Ариманом была долгой и упорной, в ней участвовали и боги, и титаны, и люди. Велес создал мир Нави и тем избавил мир Яви от тех, кто не способен созидать. Он же стал богом Перемен, дабы наш мир вновь не застыл в неподвижности. А Перун стал богом свершений и воинских побед. Слава победителя Аримана досталась именно ему. И именно он дал начало роду хранителей его темницы. Быть владыкой Асгарда – это тяжкая ноша, мечники, и далеко не всем она по плечу. Похоже, князь Родегаст надорвался. А между тем борьба с силами Разрушения не закончена, более того, она не будет закончена до тех пор, пока существует мир Яви. И всем, живущим в нашем мире, придется в ней поучаствовать, чтобы в конечном счете выбрать свою дорогу – в мир Прави или в мир Нави.
– Но ведь Ариман прозревает из-за жар-цвета, который ты унес с острова Блаженства, – напомнил Слепому Беру Шемякич.
– Я принес этот дар богов людям, – вздохнул Коломан. – Но не я поместил его в Асгард. Многое в мире Яви зависит от людей, мечники, наверное, даже больше, чем от богов. И боги вовсе не обязаны отвечать за наши ошибки и преступления. Маг Сардар далеко не первый, кто пытается разбудить Аримана. Для этого использовались разные средства. Но, похоже, парс действительно обрел искомое.
– А зачем Сардару понадобился Ариман? – спросил Яртур.
– Людям свойственна самонадеянность, – покачал головой Коломан. – Сардару нужна колдовская мощь проснувшегося титана, и, вероятно, он думает, что сумеет с нею совладать. Я же сказал вам, мечники, что оболочка изнашивается, а божественная энергия вечна.
– Как победить Аримана? – спросил Яртур.
– Откуда же мне знать, мальчик, – горько усмехнулся Слепой Бер. – Ответ на твой вопрос знают только боги.
– Вий знает?
– Все может быть.
– Тогда проводи меня к нему.
– Ты хочешь пройти по Калиновому мосту?! – удивился Коломан.
– Но ты ведь прошел, – нахмурился Яртур.
– Я прошел потому, что Он звал меня, – рассердился рахман. – Я был слеп, а ты зряч. И ты идешь в Черную бездну незваным. Тебе не пройти по Калиновому мосту, Яртур, можешь даже не пытаться.
– Я мог бы выколоть себе глаза, Коломан, – усмехнулся княжич, – но, боюсь, в этом случае я не смогу одолеть Аримана. Ведь он зряч. И по твоим словам, видит одним оком лучше, чем все прочие двумя.
– Никто из простых смертных не сможет выдержать взгляд Вия, мальчик, – не сказал, а прошипел Слепой Бер. – Слышишь, никто! Он ведь не просто бог, он бог смерти!
– Но ведь Вий слеп?! – удивился Шемякич.
– Он не слеп, друд, у него просто тяжелые веки. Но ради вас Вий их поднимет, дабы увидеть смельчаков, осмелившихся потревожить его покой.
– Я не буду смотреть ему в глаза, – пообещал Яртур. – Я не хочу заглядывать в вечность. Пусть даст мне оружие против Аримана. Ведь титан его враг.
– Ты безумен, сын Лели, – вздохнул Коломан. – Но я укажу вам, юноши, дорогу в Черную бездну. Птица Могол отнесет вас туда. И вернет обратно. Если, конечно, вас отпустит Вий. Завтра поутру ждите Могола на крыше башни. А теперь идите, мне надо подумать. Жизнь моя может оказаться много короче, чем я полагал. О ваших жизнях я просто молчу.
Яртур с Шемякичем покинули покои рахмана не столько обнадеженные, сколько задумчивые. Встреча с Вием в любом случае не сулила ничего хорошего ни тому, ни другому. Даже если им каким-то чудом удастся пройти по Калинову мосту и вернуться обратно, все равно след Черной бездны навсегда останется в их крови. За помощь Вия потом придется расплачиваться всю жизнь, да и смерть вряд ли принесет им освобождение.
– Может, мне лучше пойти одному, Шемякич? – спросил Яртур, располагаясь с удобствами на ложе, которое когда-то принадлежало княжне Олене.
Друд ответил не сразу – он с видимым интересом изучал стены ложницы, разрисованные причудливыми узорами. Яртур последовал было его примеру, но ничего примечательного в росписи не обнаружил. Кажется, это были цветы.
– Я должен пойти, княжич, – откликнулся наконец мечник. – Я пойду, даже если ты откажешься от этой опасной затеи.
– Почему?
– Из-за отца и из-за матери, – спокойно ответил Шемякич. – Я хочу знать, за что Вий покарал их и почему проклятие, наложенное на родителей, распространяется и на сыновей.
– А в чем проклятие-то? – удивился Яртур.
– Мой отец был человеком, а я друд. Оборотень.
– Ну и что? – удивился княжич. – Я тоже был туром в стране альвов. Да и мало ли оборотней среди людей! Я всегда считал, что это скорее благо для человека, чем зло.
– Ты ошибался, Яртур. Не каждая женщина согласится стать женой друда, и не каждый мужчина назовет его своим другом. Для друда нет дороги в страну Прави, каким бы доблестным и благородным он ни был. И это несправедливо. Я хочу сказать об этом Вию.
– Просто сказать?
– Думаю, он поймет меня.
Яртур в этом не был уверен, но не стал огорчать друга. Странно все-таки устроен этот мир. Ведь многие завидуют Шемякичу и его соплеменникам. Да что там друды! Иные завидуют и волкодлакам с их способностью менять обличье. Яртур и сам был не прочь побывать в шкуре волка или лебедя. А вот теперь выясняется, что быть друдом – это несчастье.
– Все друды думают, как ты? – спросил Яртур.
– Нет, – не сразу, но ответил Шемякич. – Большинство думает иначе.
До Яртура наконец дошло. Вовсе не чувство справедливости двигает Шемякичем, а любовь. Любовь к Леле. Именно дочь княгини Майи, правнучка царя альвов Эльмира, отказала Шемякичу, потому что он друд. Но ведь альвы сами оборотни, и уж кому, как не Яртуру, это знать. Ведь он вступил в связь с альвийкой, которая превратилась в турицу.
– Это был морок, княжич, – покачал головой Шемякич. – И ты не был быком, и та женщина не была коровой. И грифона ты убил не рогами, а мечом.
– Но ведь и я видел! – возмутился Яртур. – Я видел свои копыта, я видел турицу, взалкавшую любви!
– А кого родит от тебя эта альвийка – быка или человека? – вперил Шемякич в княжича глаза, полные боли и ярости.
– Разумеется, человека, – пожал плечами Яртур. – Или альва. Но ведь и альвы оборотни! Я немало слышал баек о них.
– Альвы не оборотни, княжич, – усмехнулся Шемякич. – Они чародеи и маги. Поверь мне на слово, есть очень большая разница между «быть» и «казаться». Альв может показаться тебе деревом, быком или даже цветком, но он никогда им не будет. Альвийка рожает от человека только человека, а вила рожает от него друда.
– Ну и что? – пожал плечами Яртур. – Если моя вила родит от меня друда, подобного тебе, Шемякич, я буду только рад.
– Твоя вила?! – резко обернулся Шемякич. – Так ты вступил с нею в связь. Я же предупредил тебя, княжич, не прикасайся к ней!
– Должен же я был отблагодарить женщину за подаренную мне разрыв-траву!
– Да не женщину, княжич, а вилу. Порождение Навьего мира! Неужели ты не понял, что она привяжет тебя к нему?
– К кому?
