выполнила то, ради чего сюда пришла.
Он снова закашлялся и потянулся к моей шее, но его рука все время соскальзывала. Потом он упал на кровать, задыхаясь и кашляя. Я спрыгнула с кровати. Его глаза так сильно вылезли из глазниц, что казалось, сейчас они лопнут. Делая последний вдох, он все-таки попытался бросился на меня. Послышался удар, и его тело упало на пол. Больше ни движения, ни звука.
Я встала рядом с ним на колени и долго вслушивалась в тишину. Потом мне почудилось, что я слышу звон. Я была очень слаба, и мне не сразу удалось встать на ноги. Медленно одевшись, я увидела в углу комнаты корзину. Я даже не дала себе труда проверить ее содержимое, а просто бросила в нее камень Сагарии. Потом стряхнула со стола на пол рассыпавшийся порошок.
Я ощутила необходимость двигаться, делать что угодно, лишь бы не стоять на месте. Аттила был мертв, и мне оставалось лишь подумать о том, какая судьба ждет меня утром, когда здесь появятся стражники. Мужество покинуло меня, и я недоумевала, как мне вообще удалось сделать то, что я совершила. «Я должна быть счастлива, — подумала я. — Пришло время радоваться». Но я чувствовала лишь потребность двигаться да желание приглушить звон в ушах.
Я приблизилась к трупу и перевернула его. Глаза Аттилы были выпучены, будто он все еще силился сделать свой последний вдох. Кожа стала бледной, с уголка рта стекала струйка крови. Я вытерла ее краем своей туники и, вспомнив о крови на мече войны, стерла и ее тоже. Сначала я вернула меч на стол, но потом передумала и положила его обратно, рядом с постелью. Попыталась водрузить Аттилу на постель, но он оказался слишком тяжел. В изножье стояла нарядно украшенная скамья. Я развернула ее и поставила между постелью и трупом. Устроив на скамье ноги Аттилы, я приподняла его за плечи, и, подтолкнув скамью ногой, уложила тело цели ком. Потом постепенно я столкнула труп на постель. Я переворачивала его до тех пор, пока Аттила не оказался посередине, на спине, как он и улегся в самом начале. Я закрыла ему глаза и еще раз вытерла его рот. Потом сняла с него башмаки и поставила их перед двумя чашами. Задула последнюю лампу и замерла посреди комнаты, пытаясь вспомнить, что еще я могла упустить. Ничего не приходило на ум. Тогда я растянулась на полу и позволила своим мыслям нести меня, куда им было угодно.
Я проснулась от стука и голосов, звавших Аттилу. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, где я нахожусь и что случилось. Я встала на колени и рассмотрела труп Аттилы.
Стук становился все громче, и я подумала, не лучше ли будет, если я подойду к двери и открою ее. Но не успела я принять решение, как раздался грохот и топот бегущих ног.
Я опустила голову Аттиле на грудь и принялась плакать.
— Отец! — крикнул кто-то. Я повернулась и увидела Эрнака, падающего в обмороке на пол. Другие бросились к нему, крича и еще не веря в случившееся. Кто-то схватил меня и рывком поставил на ноги.
— Что здесь произошло? — сурово спросил Эдеко.
— Аттила умер, — прошептала я. Но по блеску в его глазах я поняла, что Эдеко ждет, чтобы я говорила дальше. — Мы обсуждали поход, как он вдруг закричал, будто от сильной боли. — И я разрыдалась.
— Разве ты не могла его спасти? — выкрикнул кто-то из толпы.
Сквозь слезы я увидела, что это Онегиз. Он был бледен.
— Я пыталась, — ответила я. — Била его по груди, решив, что остановилось сердце, но это не помогло.
Эллак вышел вперед из толпы и схватил меня за волосы. Толкнув меня к охранникам, она закричал:
— Взять ее! Она убила Аттилу!
Охранник, рыдавший в открытую, кинулся ко мне, но Эдеко выбросил руку между нами и крикнул:
— Она не могла это сделать! На нем нет ран.
— А я говорю, это она! — снова закричал Эллак. — Всю ночь снаружи стояла охрана. Если бы это была не она, то могла бы позвать на помощь!
— Ничего нельзя было сделать! — заплакала я. — Он умер у меня на руках, и я всю ночь прижимала его к груди и рыдала!
— Лжешь! — рявкнул Эллак. — Это ты убила его! Ты задушила его! Стража!
— Подожди! — воскликнул Эдеко. — Посмотри на нее. Посмотри, как она рыдает. — Он грубо схватил меня за подбородок и поднял голову к толпе. — Я хорошо знаю эту женщину. Ей незачем было убивать. Когда она узнала, что Аттила женится на ней, она пала на колени и плакала от радости. — Эллак открыл рот, чтобы заспорить, но Эдеко обнажил свой короткий меч и поднял его над головой. — А теперь посмотрите на себя! Вы все рыдаете, как женщины! Забудьте о гаутке! Не время думать о ней. Ушел наш вождь. Ушел навсегда. Человек, рожденный управлять всем миром, умер. Не будем же провожать его по- женски.
Слезы брызнули из глаз Эдеко так неожиданно, что вполне могли быть искренними. Затем, сжав губы, он опустил меч и провел его лезвием по своей щеке, от уха к подбородку, надрезав кожу вдоль шрама, делающего его гунном. Протянув окровавленный меч над телом Аттилы, он закричал и завыл так громко, что в этом звуке потонули все возгласы и всхлипывания. И тут же все остальные последовали его примеру и, изуродовав себе лица, стали бороться за место возле трупа, чтобы воздеть над ним свои окровавленные мечи. Потом воющие, кричащие мужчины выбежали из дома с криками: «Аттила мертв! Наш вождь покинул нас!»
Эдеко схватил за руку одного из стражей прежде, чем тот выскочил с остальными, и сказал:
— Отведи супругу вождя обратно в ее хижину. Не пускай никого, пока мы не похороним Аттилу. Потом мы решим, что делать с ней.
— Я уже решил, — прорычал Эллак.
— Кто знает, может, не тебе принимать решение, — ответил Эдеко.
Они сверлили друг друга взглядом, а охранник, схвативший меня, ждал исхода спора. Потом Эллак, единственный, чье лицо еще не было окровавлено, прошипел:
— Убери ее с моих глаз.
Даже из своей хижины я слышала, как город охватило безумие, вслед за распространившейся вестью о смерти Аттилы. В воздухе неслись волны криков и плача, будто один за другим разгорались погребальные костры. Я представляла, как женщины рвали на себе волосы, царапали лица. Не потому, что любили Аттилу, а потому, что боялись быть преданными смерти, если не будут этого делать.
Было уже поздно, когда я услышала голос Эдеко, но я не заметила, как пролетело время.
— Теперь езжай домой, — сказал он охраннику. — Как только я закончу здесь, встретимся у тебя, потому что у меня будет еще одно поручение, прежде чем мы присоединимся к остальным.
Я выпрямилась, но Эдеко все не входил. Я слышала, как он отъехал, потом вдалеке раздались удары, но у меня не было сил встать и посмотреть, что происходит.
Когда Эдеко наконец вернулся и вошел-таки в хижину, я села. Его лицо так опухло и покрылось запекшейся кровью, что я не узнавала его. В руке он держал боевой топор.
— Где ты это взяла? — спросил он. Глаза его лихорадочно горели на фоне разбитого лица.
Оглушенная событиями, которые я сама же запустила в действие, я лишь молча смотрела на него.
— Где ты взяла яд? — повторил он.
— Разве ты не рад, что он мертв?
Губы Эдеко растянулись и задрожали. Он поднял лицо вверх и зарыдал. Потом, успокоившись, сказал:
— Сейчас тебе надо идти. Я все приготовил. Смотри, — и он грубо схватил меня за руку, поднял на ноги и потащил к выходу. Я увидела, как садится солнце за западной оградой. И удивлялась тому, что все еще жива и могу на это глядеть.
Эдеко вывел меня к задней части хижины, и я тут же заметила, что одна из досок ограды выбита и отодвинута в сторону.
— Выйдешь здесь, — сказал Эдеко, неподвижно глядя на пролом в стене. — Потом еще через одну