Он вдруг умолк, и злой огонь сверкал в его глазах. Отец понимающе кивнул, и кивок этот мог означать согласие с тем, что говорил сын. Потом тихо спросил, глядя на Андрея цепко и проникновенно:
- А ты уверен в том, что в Израиле не будешь задыхаться?
- Я не собираюсь в Израиль. Я поеду в Штаты. Там у меня есть знакомые, которые обещают… Короче, база на первый случай у меня есть. Я еду с друзьями.
- Кто они, если не секрет?
- Виталий Лужин и еще его товарищ, родители которого уехали три года тому назад и блестяще устроились в Штатах.
- Да! Лужин, - после паузы произнес Александр Кириллович. - Я чувствовал, что посадит он тебя в грязную лужу. То, что ты не подумал о нас с мамой, - это дело твоей совести. Наверно, мы заслужили такой жестокий удар. Но почему ты не подумал о себе? Ты же умный парень. Я не ожидал от тебя такого опрометчивого легкомыслия. Нет, сынок, не ожидал. Я бывал в Америке, встречался, знаю. Там тоже не легко и не просто стать тем, кем ты хочешь. Поверь мне, мой мальчик. Здесь у тебя больше шансов на успех. Не надо суетиться и спешить. Все будет как надо. Твой отъезд не принесет тебе счастья. На твоей совести останется на всю жизнь печальная участь, трагедия твоих родителей. - Голос его дрогнул, оборвался, точно не хватило воздуха. Он опять опустил веки и, уже не открывая глаз, продолжал: - Я никогда ни о чем тебя не просил. Сегодня прошу в первый, и возможно в последний, раз: откажись. Возьми бумагу, садись за мой письменный стол и напиши.
Александр Кириллович открыл глаза и умоляюще уставился на сына. Печать обреченности легла на его лице. И Андрей покорился, сказал:
- Хорошо, - и сел за стол. Спросил: - Что писать?
- Пиши: 'Я не знаю женщины, приславшей мне вызов в Израиль. Я не собирался и не собираюсь уезжать из страны, где я родился и вырос, где получил высшее образование. Я отметаю всяческие провокации сионистов'. Хотя нет, не так. Пиши: 'Присланный мне вызов я расцениваю как гнусную провокацию врагов моей любимой Родины, Страны Советов…'
- А можно без 'любимой'? - сказал Андрей, делая записи на листке бумаги. - И потом это 'Страна Советов' ни к чему. Зачем лишние слова?
- Пересиль себя. Я понимаю тебя, но иногда это нужно. В этом ничего худого нет. Цель всегда оправдывает средства.
- Хорошо, я сделаю так, как ты хочешь. Пусть будет по-твоему. Быть может, я не прав и поступил легкомысленно. Может быть.
- Спасибо, сынок, спасибо, родной. Ты спас себя и своих родителей. Об этом ты никогда не пожалеешь.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Бортпроводница объявила: самолет пересек линию государственной границы, и теперь полет продолжается в воздушном пространстве Союза Советских Социалистических Республик. Наташа и Дэниел Флеминг одновременно наклонились к иллюминатору. Но там, под ними, снежными лавинами громоздились причудливые облака, плотно прикрывшие землю. Они красочно сверкали и переливались в лучах полуденного солнца, создавали какой-то неземной, фантастический мир, сотканный из детских сказок и юношеских грез. В дали горизонта среди зубчатых торосов возникали какие-то строения, окруженные купой деревьев и стогами. Они напоминали, притом очень явственно и картинно, одинокий хутор в степи. Постепенно их очертания менялись, как в сновидениях, и деревья превращались в мамонтов и бегемотов, а стога напоминали колокольни.
Наташа волновалась, но совсем не оттого, что внизу была земля ее отцов, земля, на которой она родилась, где прошло ее детство. Чувство ностальгии ей не было знакомо. Волновала предстоящая встреча с отцом и братом, которых она хорошо помнила и к которым питала кровную нежность. Много лет она, как и Нина Сергеевна, считала их погибшими, горько оплакивала их судьбу - и вот она летит сейчас на встречу с ними, воскресшими, живыми, несказанно родными и дорогими. Флеминги не стали дожидаться лета - собственно, это Дэниел предлагал оттянуть поездку в Москву до мая, но Наташа неумолимо воспротивилась, не желая ждать ни одного дня. Зима - пусть, морозы, метели - пусть. Она едет не природой любоваться. Не виделись-то целую вечность - тридцать пять лет. Хотели ехать втроем, но Флора отказалась, закапризничала, своенравная девчонка. А напрасно. Пусть бы порадовался дедушка Глеб. Впрочем, радоваться особенно нечему, если принять во внимание недавние скитания Флоры. Из писем отца Наташа знала, что другая его внучка, Галя, окончила институт и работает адвокатом. По американским меркам адвокат - это фигура!
Волновался и Дэниел. И совсем не потому, что впервые летел на родину своей жены, в страну, которая представлялась ему иным миром, овеянным легендами, фантастическими вымыслами ее недругов, восторженными рассказами жены и тещи. Для волнений у него были иные, более веские причины. Как только решился вопрос с поездкой Флемингов в Советский Союз, Дэниела пригласил его шеф мистер Сэмпсон. Разговор происходил наедине в светлом кабинете, в котором Дэну не часто приходилось бывать. Мистер Сэмпсон, всегда официальный и начальнически строгий, на этот раз удивлял своей совершенно необычной для него непринужденностью и простотой обращения. Благодушно настроенный, он дружески шутил, отпускал по адресу Дэниела легкие комплименты, которые хотя и звучали вполне искренне, тем не менее настораживали своей неожиданностью. Мистер Сэмпсон говорил, что фирма высоко ценит талант и добросовестность мистера Флеминга и что он, Сэмпсон, с охотой предоставляет Флемингу отпуск для поездки в страну большевиков и надеется, что там, в далекой Москве, Флеминг, как и положено добропорядочному американцу, не уронит престижа США, всемогущей и процветающей державы, и что на традиционное русское гостеприимство он ответит традиционной американской щедростью. А чтоб мистеру Флемингу не пришлось раскошеливаться на подарки, фирма решила в порядке поощрения взять на себя известную долю 'сувенирных' расходов. Мистер Сэмпсон поинтересовался, кто из ближайших родственников мужского пола есть в Москве у миссис Флеминг. Отец и брат, и оба генералы? О, это достойные люди, и сувениры должны быть достойны их высокого звания. Об этих двоих фирма позаботится. И еще есть сводный брат и теткин муж? Инженер-строитель, архитектор? Прекрасно! И для них у фирмы найдутся ценные подарки. Так что пусть миссис и мистер Флеминг об этом не беспокоятся: накануне отлета в Москву он, Сэмпсон, лично передаст им сувениры мужской части родственников.
Все обещанное Сэмпсон передал Дэниелу в день отлета: наручные часы обоим генералам, портативный телевизор сводному брату и магнитофон архитектору - теткиному мужу. Да, ничего не скажешь - ценные подарки. Особенно часы. Кто-кто, а Дэниел знал их подлинную цену. Не часы, а целый комбайн. Они показывали не только время, день и число. Они показывали температуру воздуха и атмосферное давление, выполняя роль термометра и барометра. И главное - точность хода, секунда в секунду. И заводить не нужно - идут без остановки, как вечный двигатель. Но это еще не все, и не это главное достоинство необыкновенных часов. Под изящным циферблатом, в металлической утробе, среди прочих явственных механизмов скрывались тайные микроприборы, о которых знал мистер Сэмпсон и догадывался Дэниел Флеминг. Догадывался потому, что фирма, в которой работал Дэниел, а точнее, один из секретных отделов фирмы производил микроаппаратуру для тайного подслушивания, звукозаписи, передали в эфир, короче говоря, для шпионажа, разумеется промышленно-экономического. Дэниел знал, что постоянными клиентами фирмы были конструкторские бюро конкурирующих компаний и корпораций. Дэниел подозревал, что услугами отдела, которым руководил мистер Сэмпсон, охотно пользовались ЦРУ и ФБР. Когда шеф предложил свои сувениры, у Дэниела не возникло никаких подозрений, он принял слова и благородный жест вдруг расщедрившегося Сэмпсона за чистую монету, и лишь сидя в самолете и имея достаточно времени для размышлений, постепенно стал понимать подлинное назначение сувениров, предназначенных для
