родственников его жены, главным образом генералов - отца и сына. Он подозревал, что именно в часах вмонтирован миниатюрный передатчик с автоматическим включением и выключением. Он хорошо знал устройство этих передатчиков, поскольку сам их разрабатывал и конструировал, хотя никогда не занимался их установкой. Эту работу делали другие. А теперь вот и на него возложили грязную работу.
Нет, это невероятно, с нарастающей тревогой размышлял Дэниел, притворяясь спящим, чтоб Наташа своей болтовней не мешала его всполошенным размышлениям. Как он сразу не сообразил и не отказался от услуги своего шефа, когда тот предложил 'сувениры'? Мистер Сэмпсон стал бы, разумеется, настаивать и в конце концов раскрыл бы карты и поставил бы его, Дэниела Флеминга, перед выбором: либо принимать 'сувениры', либо рисковать карьерой. Дэниел не знает, как бы он поступил, - очевидно, решительно отверг бы навязчивое предложение шефа, жертвуя семейным благополучием. Впрочем, он в этом не уверен, поскольку не было времени на размышление. Это сейчас он начал понимать, в какое положение его поставил мистер Сэмпсон, - в сущности, он выполняет задание разведки, и его советские органы могут судить как ординарного шпиона. Да, да, именно за банальный шпионаж, к тому же до глупости примитивный. В самом деле, рассуждал Дэниел, как только передатчик начнет посылать в эфир разговоры советских военных, он рано или поздно будет запеленгован и обнаружен, а это повлечет большую неприятность для Наташиного отца и брата. Только для них, и никак не для Дэниела Флеминга. Передатчик заработает не сразу, а спустя несколько дней, когда Флеминги покинут пределы СССР: ЦРУ не станет ставить Дэниела под удар. Но, в сущности, это дела не меняет: в глазах родителей Наташи он останется последним негодяем. Такого Дэниел не может себе позволить. А как быть? Ответ не находился. Вместо него мелькнула догадка: не передатчик вмонтирован в часы, предназначенные для генералов, - такая система практикуется в США между конкурирующими фирмами, где вероятность запеленговать его работу невелика. Здесь же, в СССР, она малоэффективна, даже нелепа, бессмысленна. Значит, здесь другое; в часах миниатюрный магнитофон, На микропленку записывается разговор. Наверняка тут применен наиболее распространенный метод тайного подслушивания. Затем, спустя определенное время, магнитофонную запись, разумеется вместе с часами, надо каким-то образом изъять. Но Дэниела это уже не касается: об этом позаботятся специальные агенты. В таком случае все покрывается мраком тайны, ничьи имена нигде не будут фигурировать - ни Дэниела Флеминга, ни генералов Макаровых. Просто ЦРУ получит еще одну запись разговора, в которой, возможно, не содержится ни одного слова, представляющего интерес для разведки.
Подобное рассуждение Дэниел считал совершенно логичным и единственно достоверным, потому что в нем находил ответ на неприятный, беспокоящий его вопрос: как быть? Так и быть: вручить сувениры - и никакого угрызения совести. В конце концов, разведки существуют и будут существовать, об этом все знают, работают они на безопасность своей страны, и ничего нет в том предосудительного, дурного, если гражданин из патриотических побуждений иногда при случае окажет невинную услугу отечественной разведке, исходя из высокого гражданского долга.
Успокоив себя таким образом, мистер Флеминг приоткрыл глаза. Светящееся табло требовало пристегнуть ремни: самолет шел на посадку.
В аэропорту чету Флемингов встречали Глеб Трофимович и Лена. Наташа сразу узнала отца - впрочем, это не составляло особой трудности: Глеб Трофимович был единственный среди встречавших в генеральской форме. Он тоже узнал ее и, с трудом сдерживая волнение, быстрой, неприсущей ему семенящей старческой походкой пошел навстречу дочери. Наташа, рыдая, бросилась к нему на грудь, уткнулась лицом в холодную шинель. Лена, поздоровавшись с Дэниелом, с ревнивым любопытством рассматривала свою старшую сестру, которая долго не могла освободиться из отцовских объятий. Лена представляла Наташу гораздо старше - очевидно, молодила ее элегантная шубка из голубой норки. 'Одета богато и со вкусом', - отметила про себя Лена, садясь за руль отцовского 'Москвича'. Дэниел сел рядом с Леной. Багаж заморских гостей состоял из двух чемоданов.
В пути говорили, как водится в таких случаях, о погоде в США и московских морозах. Коричневая дубленка с белым цигейковым воротником и такими же отворотами, видно, не очень согревала Дэниела, он ежился, хотя мороз в этот день и не превышал двадцати градусов. Безветренно и мягко светило солнце, просеивая холодные лучи сквозь сито морозного воздуха и хрусталь инея на березах и тополях, обступивших шоссе двумя стройными шеренгами.
- А снег такой же, как и у нас, - весело сказал Дэниел, потирая озябшие руки. Наташа перевела его слова, и Глеб Трофимович заметил:
- Да и деревья, наверно, такие же. На одной планете живем, одна семья - человечество.
Наташа перевела слова отца, и Дэниел подумал: 'Генерал занимается политикой. Пропаганда в пользу разрядки'. Мысль о разрядке почему-то напомнила ему о часах-сувенирах. Сувениры ЦРУ никак не гармонировали с разрядкой. На душе стало тревожно - пробуждалась совесть. Тесть ему определенно нравился - во всяком случае такое впечатление оставляли первые минуты знакомства.
В доме Глеба Трофимовича их ждали Александра Васильевна и Варвара Трофимовна. К вечеру должны подойти Николай с женой, Олег, Святослав с Валей. Утром Святослав звонил из Зауралья, справлялся. Отец коротко ответил ему: 'Летят. Едем с Аленкой встречать. Так что ты постарайся хотя бы на денек'. Святослав пообещал.
Гостям отвели комнату Лены. Сама же Лена - любимица тети Вари - на это время перебралась к Остаповым, которые теперь жили вдвоем в трехкомнатной квартире. В ее распоряжение была предоставлена комната Игоря.
Время приближалось к обеду, Александра Васильевна предложила гостям с дороги перекусить. На столе появились разные закуски, пшеничная водка, армянский коньяк, вина и даже - в расчете на любителя - пиво. Но гости совершили дальний перелет, и естественные волнения отбили аппетит - тем не менее Дэниел с удовольствием выпил рюмку 'пшеничной', потом ради дегустации попробовал коньяк и советское шампанское, а заодно и пиво. Все эти напитки по достоинству оценил, но от закусок отказался, что удивило Александру Васильевну: как это так - пьет и не закусывает? Оказывается, закуской для заморского гостя послужила чашка растворимого кофе. Спиртной 'ерш' привел Дэниела в приподнятое состояние, тревоги и сомнения, связанные с предстоящим вручением сувениров - а это по распоряжению Наташи должно произойти позже, вечером, когда соберутся все родственники, - улетучились, как-то растворились сами собой, как дело пустячное, не заслуживающее внимания. У Дэниела возникло желание немедленно пойти на улицы и площади Москвы, и прежде всего посмотреть знаменитый Кремль и Красную площадь. Но его желание не совпадало с желанием супруги: Наташе хотелось побыть с родными и говорить, говорить обо всем, что накопилось в душе за долгие годы.
Знакомство с центром столицы планировалось Глебом Трофимовичем, но не сразу, не сегодня, и конечно уж лучше на трезвую голову. Но Дэниелу не сиделось: незнание русского языка создавало известные неудобства. Наташа, увлекшись разговором с отцом, Варварой Трофимовной и Александрой Васильевной, не могла выполнять роль переводчика. И тогда Лена, изучавшая английский в школе и институте, отважилась проверить свои знания на практике. И ничего - получилось: смеясь и шутя, дополняя слова жестами, они быстро научились понимать друг друга, и Дэниел попросил Лену показать ему Москву. Лена сказала, что она выпила фужер шампанского и по нашим законам не имеет права садиться за руль. Дэниел проявлял настойчивость: он согласен на городском транспорте, пли даже пешком. Лене ничего не оставалось, как согласиться. Глеб Трофимович посоветовал им поехать на ВДНХ - благо недалеко, одна остановка на метро.
О знаменитое московское метро! При упоминании о нем Дэниел воодушевился. И когда они с Леной спустились в подземный дворец, он заявил, что сегодня не желает ехать ни на какие выставки - для этого еще найдется время, - а сейчас он хочет осмотреть все станции метрополитена. Лена согласилась, сказав при этом, что все осмотреть они не смогут, для этого недостаточно и целого дня. Они выходили из вагона на каждой станции, Дэниел вслух выражал свой восторг подземными залами. Особенно ему понравилась 'Комсомольская-кольцевая' - просторный нарядный зал, своды и потолок которого украшены мозаичными панно работы великого советского художника Павла Дмитриевича Корина.
- Но это же золото? Похоже, настоящее золото? - изумленно спрашивал Дэниел, указывая на позолоту панно и орнамента. - Не может быть!
- Да, это настоящее золото, - подтвердила Лена не без внутренней гордости.
- Но это невероятно! Зачем такое расточительство? Для чего оно нужно? Я понимаю - будь то дворец, национальный театр или национальный музей, там такое богатство оправдывается. А здесь - это же, в
