- Выберемся. Принесут ребята лапник, и будет полный порядок.
- Я думаю, теперь мы и без лапника выскочим, - сказал - водитель первой машины и пошел к кабине.
Взревел мотор, и пятитонка осторожно, точно боясь поскользнуться, тронулась с места, медленно пошла вперед и, выйдя на твердую дорогу, остановилась. За ней вышли и две другие машины. Брусничкин облегченно вздохнул, вытирая вспотевшее лицо, подумал, как бы вызвать ушедших за лапником. 'Может, выстрелить раза три в воздух, догадаются'. И только было подумал так, как длинная автоматная очередь прострочила в стороне леса. Потом еще, еще, но уже короткие очереди и одиночные выстрелы. Это было неожиданно. Водители и лейтенант подошли к Брусничкину. На встревоженных лицах общий вопрос и недоумение. 'Возможно, столкнулись с немцами', - подумал Брусничкин. Как старший, он должен был принять какое-то решение. 'Только не бездействие', - мелькнула первая мысль, и он твердым, уверенным голосом приказал:
- Машины с боеприпасами и продовольствием немедленно отправляются в свои части. А вы, - обратился он к водителю 'санитарки', - останьтесь на месте и ждите нас. Вы, лейтенант, пойдете со мной.
- Но я должен сопровождать свою машину, там продукты, - несколько растерянно сказал лейтенант.
- Продукты доставит шофер. Выполняйте приказ. - Голос Брусничкина тверд и категоричен. - За мной!
Он решительно и широко зашагал в сторону леса по следам ушедших за лапником. Лишь один раз оглянулся назад, чтобы убедиться, идет ли за ним лейтенант. А лейтенант тем временем как ни в чем не бывало направился к своей машине. Брусничкин остановился и грозно крикнул:
- Товарищ лейтенант! Ко мне…
Вид у него был решительный и яростный. Лейтенант обернулся и не спеша направился к комиссару. Брусничкин ждал. И когда тот подошел вплотную, Леонид Викторович сквозь зубы процедил ему в лицо:
- Вы трус. Позорите себя перед бойцами…
- Я только приказал своему водителю ждать меня, - оправдывался лейтенант.
- Здесь я приказываю. Вашу машину с продуктами давно ждут бойцы на передовой. - И, резко взмахнув рукой в сторону машин, приказал: - Поезжайте!.. А вы идите вперед, да поживей.
Последнее касалось лейтенанта.
Между тем стрельба в лесу прекратилась. Брусничкин шагал широко, наступая на пятки неуверенно идущему лейтенанту, видел перед собой его съежившуюся фигуру, одетую в новый полушубок, и не мог подавить в себе чувства негодования, граничащего с презрением. Больше всего его возмущало в молодом командире высокомерие и трусость. 'Трус всегда высокомерен', - подумал Брусничкин и спросил:
- Вы давно на фронте?
- Пятый день, - с приглушенной обидой ответил лейтенант.
- А до этого чем занимались?
- Учился в военном училище.
- Трусости вас тоже учили? - больно уколол Брусничкин все еще раздраженным тоном. Сказал и тут же пожалел о сказанном, потому что снова вспомнил эпизод с Князевым и с угрызением совести подумал: 'А ведь и я тогда вел себя не лучше этого лейтенанта. Ему простительней: он - мальчишка'.
И от такой мысли все в нем улеглось, успокоилось раздражение и неприязнь к молодому лейтенанту.
- Идут, - сказал лейтенант, обрадованно и напряженно глядя вперед. - Наши. И лапник несут. А он теперь ни к чему.
'Тогда что означала стрельба?' - с недоумением подумал Брусничкин. Вскоре подошедший старшина, бросив на снег охапку лапника, доложил, что в лесу они неожиданно столкнулись с группой немцев, которые грелись у костра и, увидев их, открыли огонь. Наши ответили. Немцы, подняв беспорядочную пальбу, поспешили в глубь леса.
- Вы их не преследовали? - спросил Брусничкин.
- Бесполезно, товарищ комиссар, - виновато помялся старшина, - силы не равны: нас четверо, а их не меньше взвода, а может, и рота.
- Хорошо, - сказал Брусничкин и подумал: 'Ну что за ребята - золото: столкнулись с численно превосходящим врагом, загнали его в лес и о лапнике не забыли'. Сказал: - Это бросьте, машины и так вышли.
- Нет, товарищ комиссар, возьмем. Еще пригодится. Дорожка тут известно какая - фронтовая, - ответил старшина и поднял свой лапник.
Когда все уселись в санитарный фургон и начали оживленно вспоминать недавнюю встречу в лесу, Брусничкин подумал, что нужно немедленно сообщить в штаб армии о немцах, которые оказались в нашем тылу. Таких разрозненных недобитых групп и целых подразделений немцев немало бродит по лесам в попытке пробиться через линию фронта к своим. Их нужно как можно быстрей обезвредить, обезопасить от них наши тылы и коммуникации.
…Батальон Сухова наступал на деревню Дворики. И здесь, как это часто случалось, от Двориков остались одни головешки, в буквальном смысле ни кола ни двора, но место это - высотку над ручьем, расположенную между двумя опорными пунктами, - немцы хорошо укрепили, и обойти ее не было никакой возможности. Взять эти Дворики с ходу не удалось, и батальон отошел на исходные позиции, ожидая подхода артиллерии. Сухов ругался: опять бог войны отстал от матушки-пехоты. Дружески язвил по адресу капитана Думчева. Комбат, конечно, понимал, как трудно достается артиллерии. Не хватает тягачей, транспорта; полк Макарова почти целиком на конной тяге. Сказывается большой некомплект лошадей, а те, что есть, до такой степени загнаны, что еле на ногах держатся. Доходяги, измученные, истощенные. Фуража не хватает. Теперь постоянно приходится совершать многокилометровые марши по глубокому снегу, через овраги, ручьи и реки. Думчев говорит: в обороне в осеннюю распутицу и то легче было. А тут разве угонишься за пехотой при таком темпе наступления?
18 февраля полк Макарова переходил на новые позиции. Полк спешил, артиллеристы понимали, что пехота ждет их огонька. Глеб, Брусничкин и Саша ехали в одних санях. Леонид Викторович, как обычно, в присутствии Саши много балагурил, откровенно любезничал с ней, сыпал комплименты, словно хотел этим досадить Макарову, к которому, по его убеждению, Саша была неравнодушна.
- Там, за рощицей, что-то чернеет, - проговорил задумчиво Глеб, глядя в бинокль. - Похоже, стога сена. -Это было бы как нельзя кстати.
- Надо послать разведать, - быстро сообразил Брусничкин.
- Послать-то некого. Разве что наших ординарцев.
- Конечно, пусть Чумаев и Коля добегут и выяснят, - охотно согласился Брусничкин. - Сенцо нам не помешает.
Ординарцы ехали сзади на второй подводе, и Глеб сразу же распорядился, назначив Чумаева старшим, и предупредил:
- Будьте осмотрительны.
Это обычное в таких случаях предупреждение встревожило Сашу. Сердце матери всегда настороже и в тревоге, когда рядом с ее ребенком ходит опасность. Она тоже шепотом напутствовала сына:
- Смотри, сынок. Говорят, в лесах полно немцев, которые из окружения выходят.
- Да что ты, мама, какие там немцы, - небрежно отмахнулся Коля. В парнишке заговорило мужское самолюбие. - А хоть бы и немцы - у нас есть чем угостить. - И Коля хлопнул правой рукой по кобуре нагана, а левой достал из кармана гранату-лимонку и широко заулыбался.
Саша только вздохнула и сокрушенно покачала головой. Подумала: 'Совсем еще дитя, а вишь как хорохорится. Хорошо, что рядом будет Чумаев: этот - мужичок осторожный, зря голову под пулю не подставит. Семь раз отмерит, прежде чем отрезать'. Успокоила себя таким образом.
О том, что Чумаев осторожен и трусоват, знали многие в артиллерийском полку и незлобиво подшучивали над ординарцем комиссара. Чумаев не обижался: пускай себе болтают, его от насмешек не убудет. Насмешки - не пули, они безопасны, особенно если к ним привыкнуть и не обращать внимания.
