было недостатка в поклонниках, даже в Заполярье, когда они поженились с Андреем. Но она с презрением отвергала все ухаживания. Ее называли женой 'образцово-показательной верности'. А ей было все равно, как ее называли, и что о ней думали. Она любила Андрея. А может, это было просто чувство благодарности за его любовь? Кто знает. И прежде никогда не думала, что может изменить Андрею или полюбить другого. Теперь она не хотела об этом вспоминать и не задумывалась над будущим.
Нарядившись, она еще раз подошла к зеркалу и критически осмотрела свою прическу. Растопыренными пальцами попробовала оживить тучную копну волос, крашенных под каштан. Прическа как прическа, довольно милая, скромная, не кричащая. Но сегодня она ей не нравилась. В запасе у Ирины было достаточно времени, и она решила по пути к Шустову заглянуть в парикмахерскую. Сегодня она должна быть самой красивой на свете. Василий этого заслуживает. Он необыкновенный человек. Он герой, из породы тех, с Сенатской площади, кто шел на эшафот, кто вместе с Лениным шел в ссылку долгим сибирским трактом. Только он мог сказать в лицо иностранцу-подлецу: 'Подлец!' Он восстал тогда, когда другие заискивающе ползают на брюхе перед негодяями и мерзавцами и сами подличают. Он — герой нашего времени, ее идеал и мечта, за ним она готова идти куда угодно. Вздохнула, глядя на свое отражение, мысленно сказала той, глядящей из зеркала элегантной молодой даме: 'Ну, Иринка, ни пуха тебе, ни пера', круто повернулась и уже в прихожей столкнулась с только что вошедшим Андреем. Это было так неожиданно, ошеломляюще, что она не могла скрыть своего замешательства.
— Ты далеко? — настороженно спросил Андрей, не сводя с нее цепкого проницательного взгляда. По ее необыкновенному туалету, по вдохновенному и в то же время растерянному лицу, ярко зардевшемуся, он догадался, что она идет на свидание. Она не сразу нашлась:
— Я?.. Я решила… к подруге… в театр идем, — беспомощно пролепетала Ирина. И все, вся неправда, стыд — все было написано на ее лице так ярко и выразительно, что не было нужды задавать вопросы.
— Что смотреть? — сухо, как пощечина, прозвучали холодные слова. Андрей по-прежнему стоял у порога, заслоняя дверь, и требовательно смотрел ей в бегающие, всполошенно мечущиеся глаза.
— Не знаю, какой-то концерт… билеты у нее, — окончательно запуталась Ирина, готовая заплакать.
Теперь уже не было сомнений: Андрей все понял. Понял, что все то, о чем он прежде смутно догадывался, теперь свершилось, стало неотвратимым и уже никакие слова сейчас ничего не изменят, просто обыкновенные слова уже не действовали, а других, особых, годных только для подобной ситуации слов, у него сразу не нашлось, и он молча прошел в свою комнату, чтобы собраться с мыслями, что-то решить, предпринять, наконец поговорить с женой прямо и откровенно. В эти несколько минут он находился в каком-то полушоковом состоянии, когда мысли путаются, рассыпаются, как песок в горсти, и никак нельзя их собрать и построить в нужный порядок, когда думается автоматически и бесплодно. Он не слышал, как хлопнула за ушедшей Ириной входная, дверь, и был страшно удивлен, растерян и окончательно опрокинут, когда вдруг убедился, что Ирина ушла…
Значит, это серьезно и, быть может, навсегда. У Андрея закружилась голова, а в ушах стоял какой-то бесконечный звон, похожий на звучание медленно угасающей струны, а будто из-за дымки этих звуков выплывала такая же неясная, несвязная мысль: 'В жизни случается всякое. Бывает, любит и изменяет любимому. Это — пошло. Но бывает и так: замужняя женщина, не пустая, не легкомысленная, а порядочная, серьезная женщина встретит на своем пути того самого принца, о котором говорила Ирина. «Принц» может быть внешне эффектным, смазливым, остроумным и даже в меру умным — для того чтоб произвести первое впечатление, много ума не нужно, достаточно хитрости, опыта, самодрессировки. Он сумеет вовремя и ловко «подыграть» этой женщине, нарисовать в ее любопытном, впечатлительном и доверчивом сознании свой героический, возвышенный образ. Женщина влюбится, потеряет голову… Бывает. Это ли случилось с Ириной?.. Не похоже. Шустов не донжуан. Здесь что-то совсем другое. А может, вовсе и не Шустов, а кто-то совсем неизвестный и незнакомый? Кто? Кто он, тот неотразимый, на которого Ирина променяла меня?'
Ревность родилась взрывом, охватила всего, обдала горячей волной и на какой-то миг подсказала: иди за ней следом. Ему стало стыдно и неловко от подобной мысли, никакая ревность не заставит его опуститься до слежки… Ему нестерпимо захотелось курить. Курить он бросил в тот день, когда поступил работать в милицию. В их доме не было сигарет — он это знал. Желание закурить немедленно, сию же минуту превратилось в жажду. И он вышел на улицу, чтобы купить пачку сигарет, с грустью вспоминая, что вот точно так же он начал курить, когда его уволили с флота в запас. Значит, и сегодня случилась большая беда, может, еще более серьезная.
У киоска на Ленинградском проспекте он долго рассматривал витрину, не зная, на чем остановиться: слишком богатым показался ему ассортимент табачных изделий. Сигареты различных сортов и марок, папиросы, сигары. Он никогда не курил сигар. Слышал еще на флоте — один офицер то ли в шутку, то ли всерьез сказал: выкурить одну хорошую сигару равносильно тону, что выпить сто пятьдесят граммов коньяку. У него не было желания выпить. А вот сигары… Почему бы не попробовать? Настоящие, гаванские, с мировой славой. Сигары оказались довольно дорогими. Он купил три сигары, коробку спичек. Сделал несколько глубоких затяжек и побрел по проспекту к центру.
Стоял задумчивый, тихни июньский вечер. Андрей долго пытался собраться с мыслями, навести их фокус на один предмет — Ирину, но мысли разбегались, как шаловливые дети. Он заметил, что народу на улицах столицы стало намного меньше. 'Должно быть, на дачах, — решил он и вспомнил свою дочурку, которая сейчас где-то далеко, на песчаном берегу Черного моря. Больно и тоскливо сделалось на душе. Что будет с ней, с Катюшей? Невозможно было представить, что она, его милая крошка, будет называть папой кого-то другого. А может, на самом деле того другого в действительности нет, может, он существует лишь в его ревнивом воображении и Ирина сейчас с подругой слушает концерт?
Ложь, обман — самое страшное во взаимоотношениях между людьми и особенно близкими. Когда- нибудь этот порок человечества, такой же позорный, как воровство, исчезнет, и люди в своем величии поднимутся сразу на много ступеней нравственного совершенства. Зачем она лгала? Почему не сказала прямо?.. Андрей, затягиваясь крепким, дурманящим дымом сигары, медленно брел по малолюдному Ленинградскому проспекту и вспоминал шаг за шагом, год за годом всю свою жизнь с того дня, как на морском берегу впервые увидел юную, несказанно прекрасную фею — адмиральскую дочь Иринку, как потом через пять лет завидовал своему однокурснику Марату Инофатьеву, ставшему мужем Ирины. Вспоминал суровое Баренцево море, на берегу которого среди холодных скал приютилось небольшое селение Завируха, где началась их с Ириной семейная жизнь… Красивые и грустные воспоминания.
Он пытался понять, ответить самому себе на вопрос, как все это случилось, разобраться в тонких и сложных повадках женского сердца. Ведь было все так хорошо в их семье, ровно, гладко, спокойно, если не считать последних месяцев, когда незаметно началась полоса отчуждения, холодка, вылившаяся в размолвки, в острый разговор, когда они друг другу высказали свои претензии и обиды, накопившиеся за многие годы их совместной жизни, высказали в запальчивости, резко, грубовато. Ирина с какой-то болезненной придирчивостью припомнила все его промахи, существенные, несущественные и даже мнимые и была признательна ему за деликатность, за то, что он не отвечал на ее нападки. Только однажды, доведенный ее упреками в невнимательности к ней (не открыл дверь лифта, не подал руку, когда она выходила из троллейбуса, не поцеловал, уходя на работу, 'идешь впереди, а я должна бежать за тобой, как собачка'), он сорвался, сказал, что никогда не чувствовал ее ласки, в которой так нуждался. И в этом его замечании была немалая доля правды. По своему характеру, природой ей данному, Ирина, в общем-то духовно богатая натура, женщина, наделенная тонким умом, вкусом и тактом, не отличалась особой нежностью. Скорее, это была не то что холодная, но туго воспламеняющаяся натура. Она напоминала яблоню, которая долгие годы цветет не густо и не броско, даже совсем скромно, по цветочку на ветке. И потом однажды, неожиданно, в какой-нибудь особый май вдруг вспыхнет таким розовато-белым пламенем, что, кажется, вся крона — один сплошной бушующий цветом шар. Эта огромная всепоглощающая страсть, подавившая и ласку, и нежность, растоптавшая сдерживающий холодок рассудка, пробудилась в Ирине именно теперь, и, как это чаще случается, пробудилась не к мужу, а к другому, из которого ее буйная деятельная фантазия сотворила себе кумира. И она вдруг ощутила в себе потребность в любви, жажду постоянной негаснущей любви, 'даже во сне'. Она совсем не задумывалась над вопросом: а что может дать ей тот, другой? Быть может, у него в сотню раз больше недостатков и слабостей, чем у ее мужа, который любит, ценит и понимает ее. Быть может, тот, другой, не даст ей и десятой доли того, что давал муж.
