— Это начало допроса или только прелюдия?
— Как вам угодно. Хотите — пусть будет дружеская беседа старых знакомых. А хотите — официальный допрос. На этот случай и бланк протокола имеется… Итак, я слушаю.
— Насколько я догадываюсь, вас интересуют мои отношения с Соней, — внешне бесстрастно заговорил Иванов. — Что ж, пожалуйста. Можете записать в протокол: отношений у нас никаких. Просто одна из моих знакомых.
— Близких?
— Нет. В близких отношениях мы не состояли. Она помогала мне доставать гашиш.
— В обмен на морфий? — стремительно вставил Андрей.
— Не угадали. Морфия я никогда в глаза не видел и считаю его гадостью. Я не выношу уколов. А тут самого себя шприцем в вену и ежедневно… — Он снова зябко поежился. — Не приемлю.
— И часто вы встречались?
— Не чаще одного раза в месяц. Бывало, что и по полгоду не виделись.
— Когда виделись в последний раз? — Это важный вопрос, и Андрей внимательно следит за реакцией Иванова. Но у того лицо спокойно, даже слишком.
— В последний раз? — щурясь, точно припоминая, повторяет Иванов. — Да как будто вот в этой комнате, в вашем присутствии.
— А если поточней припомнить? Вы дома у Суровцевой бывали? За городом?
Скучающее лицо Иванова слегка усмехнулось. Последовал довольно равнодушный ответ:
— Да, верно. Совсем недавно ездил к ней домой. И между прочим, не застал ее дома.
— Значит, не виделись с Соней? — Для Андрея это важно: станет ли увиливать?
— Совсем не значит. На другой день она мне позвонила, и мы встретились.
— На предмет?
— Надо было поговорить, — уклончиво ответил Иванов.
— О чем?
— Да так, личное.
— Я буду настаивать. Это важно. Ответ ваш может пролить свет на многое. И это прежде всего в ваших интересах.
— У меня нет никаких интересов.
— Вот что, Игорь, давайте оставим этот тон. Не надо притворяться хотя бы перед самим собой. — Иванов изменился в лице и долго сидел без движения. Ясенев напомнил: — Повторяю, это очень серьезно. Речь идет об убийстве.
Иванов вздрогнул, бросил искрометный взгляд на Андрея и тут же отвел глаза. Выждав паузу, тревожно спросил:
— Она его убила? Одного или обоих?
Вот так, вдруг, неожиданно, как гениальное открытие! Даже в груди защемило. Но Андрей сделал усилие над собой, чтобы не выдать своего чувства. У него хватило терпения. Получить у Иванова показания — нужно иного ума и такта. Большой нахмуренный лоб Андрея был суров, строгое, властное лицо, спокойные манеры — все это, должно быть, говорило Иванову, что уголовному розыску очень многое известно о Суровцевой и недостает лишь каких-то деталей для полноты картины.
— А разве она должна была убить обоих? — Умный, мягкий взгляд Андрея нацелен в Иванова неотступно и требовательно.
— Я так ее понял.
— И кого именно Суровцева должна была убить?
— Я не знаю. Об этом лучше спросить ее. Мне она не назвала их.
Андрей поднялся из-за стола и подошел к окну. Что-то новое зашевелилось в нем, рождая массу неожиданных догадок и предположений. Стоя в профиль к Иванову и глядя в окно, он произнес медленно и с грустью:
— К сожалению, ее спросить мы уже не можем.
Худощавая гибкая фигура Иванова взметнулась со стула, как ужаленная, и этот ушибленный жизнью человек в один миг преобразился. Напускного равнодушия как не бывало. Он бессмысленно уставился на Андрея, спросил деревенеющим голосом:
— Она покончила с собой? Соня покончила с собой?! — повторил он настойчиво и умоляюще.
— Ее нет в живых. Я прошу вас рассказать подробно о вашем последнем свидании, как и когда вы узнали, что она должна совершить убийство? Прошу вас.
Андрей распрямил плечи и сел за стол, резким жестом сильной руки приглашая садиться Иванова. Тот понуро опустился на стул и, сморщив маленькое лицо, заговорил с дрожью в голосе:
— Она как-то пообещала мне достать наркотик. Вы знаете, что это такое. Она сказала, что ей обещали. Я попросил и на мою долю. Для пробы. Просто из любопытства. Мокрому дождь не страшен. Сама она перед этим пробовала. На нее произвело сильное действие. Она мне рассказывала. Действовало долго, постоянно. Теперь ей не надо было думать, как и где достать морфий. В нем она уже не нуждалась. Жила, как в тумане. Выглядела она неважно, но говорила, что чувствует себя сносно. И в нашу предпоследнюю встречу. Я ждал ее звонка, потому что она обещала мне наркотик. У меня появилось нетерпение, хотелось быстрей испробовать. А она не звонила, как в воду канула. И тогда я сам поехал к ней домой. Ее не застал. Была одна мать. Я попросил передать Соне, чтобы позвонила мне. Она позвонила на другой день, и мы встретились…
Он говорил нервно и пугливо, разматывая клубок воспоминаний, бросал в душу Андрея горсти беспокойных колючих слов. Вдруг умолк, притих, съежился, посмотрел на Андрея тяжело и недовольно. Уши его заметно горели. Казалось, он потерял нить рассказа. И Андрей помог ему наводящим вопросом:
— Итак, вы встретились на другой день.
— Да, это была наша последняя встреча. Я не узнал Соню. Представляете, как она изменилась! Ужасно. Ее преследовали кошмары, и она не могла от них избавиться. Она говорила, что ей страшно жить, что кругом банды, которые собираются ее удушить, взорвать Большой театр и поджечь Третьяковскую галерею. И что вообще они готовятся взорвать всю планету. И сделает это тот, кто достал ей наркотик, и его начальник — главарь банды. И что она должна их обоих убить, чтобы предотвратить чудовищные преступления. Имен их не назвала — это тайна. Я, конечно, не стал спрашивать, потому что не принимал всерьез ее бред. Нормальный человек не мог нести такую ахинею. Когда я напомнил ей об обещании достать наркотик, она удивилась и стала доказывать мне, что никогда не обещала… Мы расстались, и больше я ее не видел.
Версия Иванова вначале показалась Андрею не очень правдоподобной, в то же время, внимательно наблюдая за Ивановым во время допроса, он все больше склонялся к тому, что в его показаниях есть если и не вся правда, то какая-то доля, и, быть может, значительная. Конечно, легенду о тех неизвестных двоих, которых якобы собиралась убить уже потерявшая под воздействием наркотика рассудок Соня Суровцева, Иванов мог сочинить, чтоб отвести от себя подозрение и направить следствие по ложному пути. Ход довольно наивный, и Ясенев не клюнет на него. Это во-первых. Во-вторых, Андрей допускал, что Иванов говорит истинную правду. Под воздействием сильного наркотика сама Соня могла сочинить миф о двух злодеях, готовящихся взорвать планету. Наркотик нередко приводит к умопомешательству — Андрей это знал. В самом деле, такой вздор мог появиться только в ненормальном мозгу. Тем не менее — это в-третьих — Андрей не исключал возможности реального существования одного или даже двоих людей, с которыми Соня собиралась свести какие-то свои личные счеты. Что это за люди? В этом вопросе, быть может, ключ к разгадке убийства, и на него надо искать ответ. Андрей не верил, чтобы знакомства Сони среди мужского населения ограничивались одним Ивановым. Это, конечно, ерунда, и Струнов в спешке, что ли, или в силу каких-то других причин не сумел получить от Лили более обстоятельных показаний. Андрею самому захотелось встретиться и поговорить с этой Лилей. А тут звонок Струнова: на следующее утро их обоих приглашает к себе начальник МУРа.
Глава седьмая
