дивизиону и подлодке Марата было приказано выйти в 'море и разыграть обычную и не очень сложную задачу: подводная лодка «противника» пытается прорваться в базу. Наша разведка обнаружила ее в таком-то квадрате в такое-то время на таком-то курсе. Трем кораблям приказано выйти в море, найти, атаковать и уничтожить лодку «противника», которая в свою очередь имела задачу во что бы то ни стало прорваться в базу и нанести мощный торпедный удар по стоящим там кораблям.
При получении задачи от адмирала Марат, вызывающе посмеиваясь, бросил в мою сторону:
— Ну, держись, старик. «Противник» сегодня будет действовать по всем правилам.
Из этой реплики я понял, что Марат намерен блеснуть перед отцом мастерством 'матерого подводника', которым он считал себя, и уж попытается любой ценой прорваться в базу. Меня это не очень волновало: подобный прорыв в наших условиях я считал маловероятным, тем более что корабли пользовались услугами самолета-разведчика.
Погода стояла неплохая для полярной осени: в меру облачно, в меру ветрено, волна средняя, на четыре-пять баллов. Иногда накрапывал дождь, но неспорый и нерешительный.
Адмирал шел на флагманском корабле, и я отлично понимал взволнованность Валерия Панкова. Инофатьев имел привычку высказывать свои мысли вслух, ничуть не заботясь о подборе слов. Он недовольно ворчал, делал замечания всем, кто попадался ему на глаза, начиная от матроса и кончая мной, бросал тяжелые взгляды направо и налево. Вообще он вел себя шумно, и это создавало в экипаже нервозность. Впрочем, Панкову он не сделал ни одного замечания и со всем, что касалось корабля, обращался ко мне.
Самолет кружился над морем: он должен был указать место обнаружения подводной лодки. Корабли суматошно расталкивали волны, полным ходом приближались к месту предполагаемой встречи с «противником». И вот уже поступило сообщение с одного корабля: получен первый контакт с лодкой. Перешли на малый ход, начали поиск. А через несколько минут донесение того же командира: произошла ошибка, молодой акустик принял кильватерную струю за шум лодки.
Адмирал бросил на меня недовольный, полный укоризны взгляд, сочно выругался и спросил:
— У вас все такие акустики — собственный хвост за чужой принимают?
Я ответил:
— Никак нет, на других кораблях опытные акустики.
Мой ответ вызвал на его лице ухмылку.
Противолодочные корабли продолжали идти развернутым строем. Мы подходили к месту затопленного судна. Я ждал доклада акустика. И в самом деле, минуты через две Юрий Струнов доложил: получен контакт. Доклады о контакте поступили и с других кораблей.
Я начал было объяснять адмиралу, что это ложный контакт, что дает его затопленное судно, но снова последовал доклад акустика: похоже, что здесь хоронится подводная лодка 'противника'.
Лицо у Струнова на редкость озабоченное, серьезное, отрешенное от всех прочих дел. Напомнил ему, что в этом месте бывает всегда контакт.
— Всегда, только не такой. Этот другой, — сказал Струнов, посылая импульсы в толщу воды. — Этот другой, совсем рядом с тем. А к тому же я слышал слабый шум, очень слабый. Она где-то здесь хоронится, под боком у 'покойника'.
Слова Струнова наводили на догадку: неужели «противник» пошел на хитрость — лечь на грунт рядом с затонувшим судном и выжидать, когда мы минуем их, пройдем вперед, а затем прорваться в базу, на внутренний рейд. Да, задумано неплохо.
Адмирал торопит, ему не терпится:
— Что медлите, комдив? Ваше решение?
— Атакую тремя кораблями, — отвечаю я твердо.
— Кого атакуете? Затопленное судно? — в вопросе Инофатьева звучит ирония.
— Атакую «противника», который, по моему предположению, находится здесь.
— Меня не интересует ваше предположение. У вас есть точные данные?
— Да, есть показания акустиков.
Он смотрит на меня тяжелым взглядом, сипловато говорит:
— Ну и действуйте, если уверены… Чего мямлить.
Это слышат Панков и Дунев, слышат и три матроса, находящиеся здесь.
Точные данные. Валерий смотрит на меня запавшими кроткими глазами, преданно и пронзительно, словно хочет что-то сказать или спросить о чем-то очень важном. По его взгляду вижу, что он не совсем уверен в правильности данных акустиков: сколько раз мы проходили здесь, и именно в этом месте всегда акустики получали ответное эхо. И мы прекрасно знали, никакой подводной лодки тут нет, в этом ни у кого не было сомнений. И вдруг Юрий Струнов с такой уверенностью твердит свое…
И я верю ему. Я знаю, каким нужно быть ювелиром-акустиком, чтобы поймать еле уловимые нюансы эха. Тут нужно особое чутье. Я еще раз смотрю на Струнова, пытаясь обнаружить на его потемневшем от напряжения лице хоть маленькую искорку сомнения. Нет, не нахожу. Он верит себе. А я верю ему. Иначе нельзя.
Пошли в атаку, сбросили глубинные бомбы. По условию, в случае попадания лодка должна выпустить на поверхность воздушные пузыри, что обозначает: 'Я поражена', или просто-напросто всплыть. Проходит минута, другая. Никаких результатов. Неужели бомбы легли неточно? А может, Струнов ошибся? Может, никакой лодки здесь нет и не было? Нет, в это я не верю, хотя Панков уже вслух высказал свое сомнение.
Адмирал хмурится, густые черные брови сошлись в одну линию, две глубокие морщины пробороздили плоский крепкий лоб.
— Ну, что медлите? Что медлите? — ворчит он, все повышая голос.
Я даю команду повторить атаку. Инофатьев смотрит на меня с изумлением, и суровый взгляд его словно говорит: 'Ты что, с ума спятил?!' Снова в серую пенистую пучину падают глубинные бомбы, разумеется учебные. Затаив дыхание ждем. Опять никаких результатов. А самолет кружит над нами и, должно быть, тоже ждет результатов атак.
— У вас никудышные акустики, комдив, — роняет адмирал и, скрипя маленьким раскладным стульчиком, на котором он пристроился, отворачивается от меня.
Я чувствую, что начинаю терять равновесие. Изо всех сил стараюсь овладеть собой, не сорваться. Принимаю решение: правофланговому кораблю остаться здесь и ждать.
— Чего ждать? — перебивает Инофатьев, крепко схватив меня злым взглядом.
— Лодку, которая, не исключена возможность, притаилась здесь, под нами, — ровно отвечаю я. — С двумя кораблями иду вперед по предполагаемому курсу «противника», к месту его обнаружения самолетом.
Идем малым ходом, тщательно прощупывая море. Акустики молчат. Наконец голос впередсмотрящего:
— Справа по носу зеленое пятно на воде!
Вижу. Ярко-зеленое, с переливами изумруда, точно дорогое покрывало, ветром унесенное в море, оно плавно качается на поверхности. Это пятно поставил самолет-разведчик, указав место обнаружения лодки. Далеко позади остался третий корабль. Я боюсь потерять уверенность в себе и в своих подчиненных. Присутствие на корабле беспокойного адмирала действует на меня угнетающе.
Все дальше и дальше от берега, очертания которого постепенно тают, идем к северному горизонту, где плещется океан. Молчат акустики, молчат офицеры, молчит адмирал, нервно двигая сильными челюстями. Я избегаю его угрюмого взгляда, он — моего. Чем он недоволен? Словно угадывая мой вопрос, он говорит сам себе:
— Упустили.
Говорит тихо, отчетливо, и это сухое свистящее слово неприятно скребет по душе. Неужели и впрямь упустили лодку «противника»? Но когда и как она могла пройти не услышанной нашими акустиками?
И вдруг тревожный голос Струнова:
— Слышу шум винтов.
Я бросился к акустику. Со второго корабля сообщали, что и они получили контакт. Выходит, Марат обманул нас, вернее, пытался обмануть. Выходит, напрасно сторожит его третий «охотник» там, далеко от
