- Дело в том, что… да… - Дикс круто оборвал себя на полуслове и лицо его приняло сумрачное выражение. В нем чувствовалась какая-то неопределенная напряженность. - У меня к вам будет просьба.
- Пожалуйста, доктор, я слушаю, ~ в голосе Макса звучало неподдельное дружелюбие.
- Я сказал: 'будет'. Завтра, - с некоторым раздражением ответил Дикс, и отрешенный взгляд его уходил в пустоту, в пространство. - Завтра поговорим. До свидания. - Внезапно оборвав разговор, Дикс круто повернулся и все так же необычно для себя самого, сутулясь, направился к своему дому, оставив Макса в недоумении. Выдержки и хладнокровия Максу Веземану не занимать, каждый свой шаг он тщательно обдумывал и взвешивал обладая мгновенной реакцией на всевозможные перемены в обстановке. Не так просто было застать его врасплох, и все же то, что произошло в этот воскресный день, вызвало в нем некоторое замешательство. Как-то уж очень неожиданно и, главное, сразу обрушился на него каскад сплошных, совсем не схожих задач, требующих безотлагательного решения. Среди этих задач на первом месте стояла судьба Эдмона Дюкана. В том, что против него Левитжер затевает нечто трагическое, у Макса не оставалось сомнений, - но отсюда возникал вопрос: как помешать Левитжеру совершить задуманное? Высказанная Диксом мысль о том, чтоб вместо Левитжера сопровождал Эдмона на материк Веземан была неожиданной, идеальной, но совершенно не реальной, нечто из области счастливых надежд. Он знал осторожный, мнительный и крайне противоречивый характер Левитжера, прошедшего школу ЦРУ, и потому не питал особых иллюзий на тот счет, если Дикс попытается под каким-нибудь, пусть даже веским предлогом помешать Левитжеру лично проводить француза на материк.
И тут же возникал второй не менее значительный вопрос: почему Дикс хочет, чтоб вместо Левитжера сопровождал Эдмона лично Макс, а не кто-нибудь другой пониже рангом? И нужно ли вообще это 'сопровождение'? Что за этим кроется? Нет ли здесь связи с просьбой Дикса, которую он обещал изложить только завтра? Какая разница, сегодня или завтра? Но Дикс видит разницу, и она, должно быть, существенна. Макс убедился, - теперь у него уже не было ни малейших сомнений, - что Дикс что-то затевает. Но что именно? Так в сознании Макса громоздились друг на друга вопросы, на которые необходимо найти точные ответы, и чем скорей, тем лучше. Однако мысли его снова возвращались к главному, к задаче номер один: как и чем помочь Дюкану? Прежде всего надо с ним встретиться с глазу на глаз, напомнить о 'Черной книге', ибо, как полагал Макс, она стала для Левитжера и Куна камнем преткновения. Он попытался выдвинуть несколько гипотез о том, что может сделать Левитжер с Эдмоном, и в каждой из этих гипотез на карту ставилась жизнь Дюкана - передадут ли его в руки ЦРУ или расправятся с ним сами: не зря же он берет с собой Джека и Боба, зачем-то они ему нужны? А что если вместо Джека послать Нормана с определенной целью - помешать расправе над Эдмоном? Левитжер назвал конкретные имена: Джек и Боб, и на замену, под каким бы благовидным предлогом она ни была, он ни за что не согласится. Это лишь вызовет его подозрение. Итак, Эдмон остается беззащитным. Щемящее чувство сострадания и жалости всколыхнуло душу, подступило к горлу, и какой-то внутренний голос настойчиво и торопливо требовал: ' Ищи выход, друг беззащитен и безоружен'.
- Безоружен, - мысленно, как эхо, повторил Макс, и в тот же миг его осенило: оружие! Дюкан должен иметь оружие. Хотя бы пистолет. Из коллекции оружия, которой располагает Макс, ему вспомнился маленький пистолет двадцать второго калибра. Очень удобный в схватке на близком расстоянии. И к нему же патроны с отравленными пулями. Смерть неминуема, стоит только попасть в цель. Да, только так, пистолет, - это самое реальное, что в данных условиях может он сделать для Эдмона.
Он быстро зашагал домой, подгоняемый внезапно возникшей идеей. Пистолеты самых различных систем и образцов хранились у него в отдельном ящике письменного стола. Тот, который он решил передать Эдмону, серебристый, портативный, имел те преимущества, что его можно было незаметно упрятать в любом кармане. Макс надел резиновые перчатки, достал пистолет и тщательно стер с его поверхности отпечатки своих пальцев. Затем зарядил обойму патронами с отравленными пулями, завернул пистолет в носовой платок и положил себе в карман брюк. Что-то подталкивало его пойти сейчас к Дюкану, не дожидаясь вечера, как он решил перед этим. В то же время другой внутренний голос удерживал его, советовал не спешить, подумать. 'Допустим я передам сейчас Эдмону пистолет, - размышлял он. - Зачем он ему именно сейчас? Сегодня Эдмону, кажется, ничто не грозит. Однако, имея оружие, эмоциональный, вспыльчивый Дюкан в состоянии экспрессии может им воспользоваться совершенно без надобности и тем самым непоправимо повредит себе и выдаст меня. Ведь ясно же, что начнут выяснять, как у задержанного оказался пистолет. Подозрение естественно падет на меня, поскольку я навещал его последним'. Итак, благоразумие взяло верх, и он решил встретиться с Эдмоном только завтра утром и тогда же передать ему пистолет.
Эдмон ждал встречи с Максом именно в этот день. Его поместили в так называемой комнате отдыха, где в свободное от службы время люди Мариана Кочубинского проводили свой досуг, главным образом играли в карты, рассказывали старые полузабытые анекдоты, были и небылицы, изнывали от жары, безделья и тоски. Случай с Дюканом был единственным за последние годы, когда, проявив бдительность, охранники пресекли проникновение на Остров постороннего человека. Поскольку Кочубинский не присутствовал в башне при разговоре Левитжера с Дюканом, он не мог знать настоящего отношения к незваному пришельцу со стороны хозяев Острова и потому держался с французом корректно, даже с подчеркнутым гостеприимством, поскольку узнал от самого Дюкана, что завтра его будет сопровождать на материк сам шеф. Дюкан сделал попытку разговориться с Кочубинским и узнать от него кое-что, но тот предпочитал слушать магнолии и решительно уклонялся от диалогов.
У Эдмона было достаточно времени - почти целые сутки - чтоб проанализировать сложившуюся обстановку и поразмыслить над фактами, с которыми он столкнулся в первые часы своего появления на Острове. Его в какой-то мере даже радовало, что он попал именно туда, куда стремился, что встретил здесь человека, которого искал - Дикса-Хасселя. Подлинную радость он испытывал от неожиданной встречи с Максом-Вальтером, о судьбе которого он ничего не знал со времени окончания их партизанской Одиссеи, и сейчас его больше всего занимали мысли о своем партизанском друге, - даже Дикс отступал на второй план. Встреча с Диксом, а затем с Максом-Вальтером, в первое время вызвала в нем чувство подъема и возбуждения. Теперь же на смену ему пришло уныние и разочарование. День угасал, а Макс не появлялся. Чем объяснить? И вообще, как и почему здесь оказался Макс, какова его роль? Назвался другом, предупредил об опасности, обещал помочь, более того - знал заранее о возможном моем появлении на Острове. Каким образом? Вопросы плыли друг за другом, вперемешку с сомнениями, их очертания были расплывчатыми, туманными. Не верить Максу, не доверять, у него не было оснований: он знал его по партизанскому отряду, как ярого антифашиста, человека железного мужества и храбрости. А сомнение подползает исподтишка: а если переметнулся, изменил? Разве не случалось такого в послевоенные годы? Сколько угодно. Эдмон решительно отталкивает от себя такие мысли: Макс не способен на предательство. Тогда почему же такой холод и безучастие видел он на лице Макса в бильярдной? Возможно, конспирация. Ведь он обещал дать Эдмону полную информацию об Острове Дикса, сказал, что сам разыщет его. Конечно, Макс располагает полными сведениями. Но почему такая ненависть - под личиной слишком нарочитой любезности - к автору 'Черной книги'? Впрочем, ясно: оба игрока в бильярд - сионисты. Макс предупреждал - они враги опасные и коварные. Надо Максу оставить адрес Алисии. Где она сейчас? Волнуется. Не предприняла бы попытки пробраться сюда, в 'змеиное логово', как назвал Макс этот остров. Она-то уж не станет играть роль невинного этнографа, забредшего на остров случайно. Да из его игры ничего не вышло: 'Черная книга' и ее автор давно были известны хозяевам Острова, которые, надо полагать, догадываются о действительной цели Эдмона.
Время тянулось долго, монотонно, Макс не появлялся, а вопросы все плыли бесконечной чередой, как разорванные облака в ненастье. Он думал: правильно ли вел себя в бильярдной, не уронил ли свое достоинство в разговоре с надменными и самоуверенными господами, не отвечая на их оскорбительные выпады? Но ведь так ему советовал Макс, просил, и Эдмон на этот раз внял совету, а советами Слугарева пренебрег. Образ Ивана Слугарева теперь все отчетливей возникал перед ним. Вспомнились слова Макса в его квартире: 'безумец, непослушный мальчишка', и еще: 'Я знал о твоем намерении попасть сюда… знаю, что тебя интересует… Ты поступил опрометчиво'. Тогда он как-то не придал значения этим словам, их заслонило и вытеснило другое, более важное и конкретное. Теперь же он находил в них что-то значительное, тайное, наполненное большим содержанием. В них крылись ответы на многие наседавшие на него вопросы. О его намерении попасть на Остров Дикса знали кубинские друзья и Слугарев. Именно Иван
