Аскольд Шейкин
Никитус Михайлус, дворянин
(цикл микрорассказов)
ПОЖАЛУЙ, уже лет шестидесяти. Статный. Седые виски. Холеные щеки. Нафабренные усы. Костюм-тройка антрацитного цвета. Крахмальная рубашка. Синий галстук, усеянный алыми горошинами.
Таким, решительно рванув дверь, он предстал перед членами редколлегии газеты 'СОВЕСТЬ'.
Шло заседание. Его участники устали, начали повторяться. И вдруг распахнулась дверь. Послышался хорошо поставленный баритон:
- Господа! Десять лет выходит в свет ваша газета, и за все это время ни разу...
- Простите, - прервал его редактор. - Мы не господа. Мы - товарищи.
- Господа! - загремел он так, словно был на многотысячном митинге. - Во всех периодических изданиях новой России из номера в номер публикуют рецепты супов и салатов, советы огородникам и садоводам, а вы ни разу не напечатали даже крошечного обращения к гражданам, разъясняя, как им должно пить, есть, принимать гостей, отдавать визиты, как на балах ангажировать дам на полонез и кадриль, как вести себя на аудиенции, что дарить по случаю именин вышестоящим персонам.
- Но кто вы? - не без робости спросил член редколлегии, поэт, человек натуры возвышенной.
В ответ прогремело:
- Никитус Михайлус, дворянин! В ближайшем будущем - Самодержец Российский, - он швырнул на стол перед редактором пачку листочков. - Вот вам мои Высокие Рекомендации. И твердо знайте: взойду на престол, первым же царским указом повелю этим рекомендациям следовать. Всем! Каждому! Неукоснительно!
Чеканя шаг, он вышел из комнаты.
Почитав оставленные на столе листочки, член редколлегии-историк сказал:
- А знаете, если судить по сути, это, пожалуй, стоит печатать.
- Но где он свои писания взял? - спросил редактор. - Не сам же придумал.
- Выписал из каких-нибудь старых книг - ответил историк.
- Скорее всего, как собака блох, набрался от дворцовой челяди. Если, конечно, она у него когда-то была. Или теперь завелась, - с ядовитой усмешкой произнес член редколлегии-публицист и сатирик.
- Вполне возможно, - согласился историк. - Анонимы! Безличная господская мудрость.
- Разве такая есть? - неуверенно спросил поэт.
- Теперь все есть, - сокрушенно подытожил редактор...
- ОЧЕНЬ рады, что вы, господин Михайлус, снова пришли.
- Позвольте! Почему - 'господин'? Я графского рода. Положено: 'Ваше Сиятельство'.
- Извините. Но что вас опять привело в нашу редакцию?
- Долг благодарности. В позапрошлом номере вы напечатали мои рекомендации. Я намерен их продолжить.
- Прекрасно... К тому же у меня тоже к вам дело. Читателей интересует: не в родстве ли вы с Никитой Сергеевичем Михалковым? Имя и фамилия, в общем-то, сходны. Он тоже 'Сиятельство'.
- Добавьте: всеобщий любимец дам, известнейший кинодеятель. В пору своего премьерства господин Черномырдин ему на съемки фильма десять миллионов долларов выдал.
- И еще тридцать пять миллионов долларов из-за рубежа на это же отвалили, - редактор газеты иронически усмехнулся. - Не так ли?
- Значит, и там его любят... А фильм превосходный. 'Сибирский цирюльник'! За билет в двойном кресле - четыреста рубликов. Зато в кинотеатре я как приличный человек сидел.
- Мне тоже довелось посмотреть этот фильм. Царя Михалков неплохо сыграл.
- Какое сыграл! Вылитый Государь: в парадном мундире, андреевская лента через плечо. Смотришь глаз оторвать невозможно... И, скажу я вам, когда я там был, свершилось чудо. Его Императорское Величество с киноэкрана в зал шагнуло. Я так и вскинулся с моего двойного кресла. И все, кто были в кинотеатре... Да что там! Вся Россия всколыхнулась в едином порыве: 'Государь! Государь!.. Православие. Самодержавие. Народность!..' И - слушайте, слушайте! Вдруг обнаружилось, что это я стою на сцене, я высокие слова провозглашаю... И, знаете, в зале тут же зажегся свет. Меня обступила восторженная толпа: бравые парни в пятнистых мундирах. Подхватили под руки. 'Слава тебе, Господи, - думаю. - Сбылось. Сейчас на трон возведут'.
- И что же?
- Ну как же что! Никита Сергеевич на этом киносеансе присутствовал. Не скрою, смотрел на меня не без зависти. Самолично изволил дорогу мне указать, от восторженной толпы отделил...
- Еще бы. Вы ему на любимую мозоль наступили.
- Поверьте, видит Бог, я этого не хотел. Но ведь как получилось? Ему пока еще роль Самодержца лишь в кинофильме удалось сыграть, а я-то уже всенародно избранным оказался. Не думайте обо мне худо. Зависть - дурное чувство. Дворянину оно не должно быть присуще. Я согласен: пусть мы совместно взойдем