Холленд недавно звонила ей. Но не из дома. Эти данные он уже просмотрел.
Джонсон прослушал запись еще раз. Подумал, что в то или иное время знакомился со всеми немногочисленными подругами Холленд.
Освободив место на столе, Джонсон положил туда последнюю папку, привезенную из архива. Он умышленно не спешил заглядывать в нее. И до сих пор сомневался, разумно ли в ней рыться. Папка была наполнена болью. Там хранились официальные данные американской и французской разведок об убийстве сенатора Бомонта, отца Холленд. Большинство их было неизвестно общественности, и теперь, пока Джонсон перебирал пожелтевшие края бумаг, вопросы, которые преследовали его все эти годы, вновь встали перед ним. Он вспомнил собственный праведный гнев, жгучие слезы, когда он оплакивал друга и судьбу его осиротевшей дочери. Вспомнил о крушении своих обещаний найти убийцу и вырвать правду у него из горла. Убийца так и остался ненайденным.
За несколько месяцев после смерти Бомонта Джонсон усвоил страшную истину. Люди, близкие к жертве убийцы, приучаются жить по другому кодексу поведения. Они могут что-то знать или думать, что знают, но прежде, чем успеют заговорить, из темноты появляется тень и советует помалкивать. Родные и друзья убитого, пережив гнев и возмущение, начинают следовать этому совету. Никто не понимает их молчания, вежливой, скрытной манеры, с которой вопросы отклоняются или демонстративно пропускаются мимо ушей. Вскоре из уважения с вопросами перестают приставать.
Но сомнения остаются, по крайней мере так считал Джонсон. Кто не задумывался, почему Жаклин Кеннеди ни разу не давала показаний на расследованиях гибели президента? Почему так спокойно скрылась в своей прочной, блестящей раковине?
Потому что являлась членом этого исключительнейшего из клубов: уцелевших, знающих часть правды, может быть, всю, но не могущих раскрыть рта.
Джонсон перебирал документы, пока не нашел плотный пакет с фотографиями. Достал его и поддел перочинным ножом приклеенный клапан.
Фотографии выпали, трепеща, будто крылья бабочки. Их было четыре — на трех Джонсон с Бомонтом в Риме, на четвертой, более поздней, Холленд и еще одна девушка, они стояли, обняв друг друга за плечи, на парапете древнего карибского форта. Джонсон взмолился, чтобы его желание сбылось, и перевернул фотографию.
Джонсон медленно выдохнул. Он вспомнил фамилию Мег. Холленд упоминала ее, рассказывая о том отпуске.
Через две минуты разбуженный Томми Брайент, лучший оперативник Джонсона, внимательно слушал его. Когда Брайент повторил приказания, Джонсон повернулся к компьютеру и стал просматривать файлы Национального института здравоохранения. Найдя личный листок Мег Дэниелс, набрал номер телефона клиники в Санта-Фе. Сердце у него упало, когда сонный сторож объяснил, что доктор Дэниелс среди ночи уехала из города. Нет, маршрута ее поездки сторож не знал.
Когда Джонсон вновь связался с Брайентом, тот ехал на машине за двумя из шестерых членов группы реагирования инспекционного отдела. Джонсон велел ему отправить людей в Национальный аэропорт. Требовалось встретить там одну женщину и установить за ней слежку. Фотографии и необходимые сведения он обещал отправить туда.
Крофт устроил в одной из комнат квартиры спортивный зал. Он уже тридцать седьмую минуту занимался на шведской стенке, когда зазвонил телефон. Сенатор ответил и снял полотенце с влажной перекладины.
— Тайло я нашел, — сообщил Пастор. — Она на одной из яхт.
В голосе Пастора Крофту послышалось нетерпение, будто у садящегося за стол гурмана.
— Увидеть ее ты можешь?
— Когда выйдет. — Крофт услышал вздох. — Если, конечно, вам нужно, чтобы она вышла.
Учащенный пульс Крофта успокаивался. Мысли плясали, как пылинки в солнечном луче.
— Давай подождем, пусть она мне позвонит. — Не услышав ответа, Крофт продолжал: — Если она покинет яхту, следуй за ней. Далеко она скорее всего не пойдет. Только к ближайшему телефону. Как только она положит трубку, я свяжусь с тобой.
— Буду ждать, — ответил Пастор и прекратил связь.
Крофт с полотенцем на шее потянулся к стакану апельсинового сока со льдом. Он знал, что Пастор недоволен запретом. Но
Эти мысли приятно взбодрили Крофта, и он вновь направился к спортивным снарядам.
Оперативник узнал Мег, как только она вышла из ворот авиакомпании «Дельта» в Национальном аэропорту. Даже без фотографии, полученной Джонсоном по факсу из НИЗа, трудно было бы не обратить внимание на эту женщину в замшевых сапогах, в дорогой парке, с индейскими браслетами на запястьях. Рыжие волосы ее блестели, и, когда она проходила мимо, Брайент уловил запах шампуня. Уверенные зеленые глаза Мег блуждали по сторонам, но никого конкретно не высматривали.
Брайент не думал, что эта женщина будет дожидаться багажа. Так и оказалось. У него было пять агентов: один за рулем пригородного автобуса на тот случай, если подопечная направится в пункт проката машин, двое в такси, один в роли диспетчера, один в скоростном автомобиле. К его удовольствию, Мег села в такси.
— Отлично, — пробормотал Брайент. — Куда, леди?
И получил ответ по радио, настроенному на ту же частоту, что и в такси. Спокойный голос четко произнес:
— Национальный институт здравоохранения.
Брайента это удивило. Женщина срывается с места, летит самолетом всю ночь и в конце концов отправляется на службу?
Один из агентов выразил по рации такое же недоумение.
— Может, Тайло подъедет туда. Или уже там. Вскоре узнаем, — сказал Брайент. В отделе, где работала Дэниелс, уже установили микрофоны, телефон прослушивался.
Но Брайента что-то раздражало, будто застрявший между зубов кусочек воздушной кукурузы. Когда водитель вывел такси на проезжую часть и три машины последовали за ним, он подвел итог своим впечатлениям от Мег Дэниелс.
Над этим вопросом Брайент задумываться не стал. Так или иначе эта женщина приведет его к Тайло. Если та не была откровенна с Дэниелс, выдумала какую-то историю, чтобы выманить подругу сюда, но не пугать, подруга быстро узнает, в чем тут дело.
Сидя на заднем сиденье такси, Мег делала вид, будто дочитывает статью в медицинском журнале. Холленд предупредила, что за ней могут следить, и эта мысль раздражала ее. Она напомнила себе, что буквально следовала инструкциям Холленд и пока все хорошо, кроме поднявшегося давления.
Главный корпус Национального института здравоохранения — прямоугольное здание, построенное в шестидесятых годах, с узкими, как бойницы древнего замка, окнами, не особенно велико, планировка его проста. Однако в нем есть свои секреты.
Мег вылезла из такси и окунулась в поток служащих, вливавшийся через парадные двери.
Показала удостоверение охраннику и втиснулась в один из лифтов. Ее отдел находился на пятом этаже. Он представлял собой одну из двадцати комнатушек с завешенной уродливыми жалюзи стеклянной панелью. Было половина девятого, поэтому Мег не удивилась, что в отделе никого нет. Оглядела кабинет, обнаружила, что там как будто ни к чему не прикасались — в том числе и уборщицы, и принялась разыгрывать свою роль.
