Она подняла на него глаза, и он долго с нескрываемым удивлением смотрел на нее.
Ну вот, теперь она не знала, что было хуже. То, что она вслух произнесла это или что ошиблась.
– Сексуальное влечение, – еще раз повторил он. – Господи!
Дэни попыталась встать, но он придавил рукой ее колено, усадив на место. Она закрыла глаза.
– То, что я ошиблась, еще хуже того, что я сижу перед тобой с этой маской на лице после двух килограммов съеденного в одиночку мороженого.
– В последнем тебе незачем было сознаваться. – Она почувствовала, как он нагнулся и заглянул в коробку. – Ого! А я думал, ты пошутила.
– Прошу, уйди и сделай вид, что тебя здесь никогда не было.
– Дэни.
Она не ответила.
– Дэни.
Она вздохнула и, открыв глаза, посмотрела на него.
– Я просто хочу разобраться в этом. Сначала ты расстроилась из-за того, что посчитала, будто я пришел, согласно твоему яркому определению, по причине сексуального влечения. Теперь же ты расстраиваешься из-за того, что это не так?
– Я просто изо всех сил стараюсь жить в соответствии с моей репутацией сумасшедшей. – Дэни прошла к двери и открыла ее, приглашая его к выходу. Трудно было сохранять достоинство с потрескавшейся маской на лице и с взлохмаченными волосами, но она старалась.
– Ты, в самом деле, хочешь, чтобы я ушел? – недоверчиво спросил пораженный Шейн. Для него это явно тоже было впервые. – Почему?
Дэни не ожидала подобного вопроса и только смотрела, как он поднялся и медленно направился к ней. Шейн подошел вплотную и, мягко отстранив Дэни от двери, закрыл ее.
На замок.
Только тогда она смогла что-то произнести.
– Хм. – Гениально!
Он провел пальцем по ее виску. Убрал непослушную прядь, заведя ее за ухо. Потом его палец отправился в обольстительный поход вниз по шее.
– Ш-Шейн…
– Почему, Дэни?
– Потому что. – Она прочистила горло. – Потому что знаю, что будет дальше.
– Да?
– Ладно, потому что у тебя не бывает повторов.
Не отрывая пальца, Шейн замер и поднял на нее глаза.
Да, это должно сработать. Теперь он, наверное, сразу уйдет. Думать об этом было больно, потому что, несмотря на весь ужас той ситуации, в которой она была застигнута врасплох во время праздника жалости к себе, ей не хотелось оставаться одной.
Более того. Независимо от того, что Дэни наговорила, она хотела, чтобы он остался.
– Да, – продолжала она давить на него, – у тебя не бывает повторов, и я намерена поступать так же. Так что мы квиты.
– Дэни.
Затаив дыхание, она посмотрела ему в глаза.
– Ты готов повторять, Шейн? Да или нет?
– Нет, но…
– Никаких «но».
– Но, – сказал он опять, – я чувствую, что это что-то другое. Ты другая.
Дэни всматривалась в него.
– Это что-то – плохое или хорошее?
– Я еще не настолько разобрался в своих чувствах. – Шейн снова посмотрел на мороженое. – Мороженое и фильм. Что это?
– Праздник жалости к себе.
Он смотрел на нее, и у него изогнулись в усмешке губы, и проявилась ямочка на щеке. Потом он наклонился и провел губами по ее уху.
– А как насчет того, чтобы добавился еще один участник?
«О да, – ответило ее тело. – Великолепно!»
– У меня не хватит маски для твоего лица.
Шейн хрипло рассмеялся, и это прозвучало очень сексуально. Положив руки ей на бедра, он начал подталкивать ее назад в гостиную, к дивану, специально подталкивая ее бедрами, чтобы она поняла, что не одинока в своем страстном желании, и не смущалась из-за этого.
– Я не делюсь своим мороженым.
– Ты уверена? Потому что… – И снова он приблизил рот к самому ее уху и ухитрился даже ущипнуть его губами. – Я знаю намного лучший способ использовать его, о котором ты, возможно, не…
О Господи! Она подпустила к себе опасного хищника.
– Что ж, – Дэни с усилием сглотнула, – это очень интригующая мысль. – Она почувствовала, что уперлась в диван, заметила, как Шейн снова улыбнулся, и в следующее мгновение опрокинулась на подушки.
Шейн лег на нее сверху, придавив теплой тяжестью своего тела, но и здесь не поцеловал ее. И тогда она вспомнила:
– Маска.
– Я уверен, что она очень вкусная, но, может быть, тебе лучше…
– Да, конечно. – Столкнув его с себя, Дэни вскочила и побежала в спальню, а оттуда в ванную, где бросилась к зеркалу и уставилась на свое отражение. Она увидела блестевшие глаза, лицо же было скрыто растрескавшейся зеленой маской, придававшей ей вид страдающего морской болезнью уродца.
Шейн видел ее такой, все время смотрел на нее. Даже чуть не поцеловал ее.
Дэни смыла маску. Из уязвленного тщеславия нанесла блеск на губы. Теперь губы выглядели бесподобно, а в остальном? Не совсем то, что надо. Она ринулась в спальню, срывая с себя всю одежду, метнулась к встроенному в стену шкафу. Раздевшись догола, Дэни принялась шарить там, в поисках какой-нибудь одежды на смену той нелепой, что только что сняла. Но вся другая пригодная для дома одежда оказалась среди отложенных для стирки вещей.
– Черт!
– Как там, все в порядке? – послышался из-за двери голос Шейна.
Господи! Дэни в панике захлопнула дверь шкафа, укрывшись внутри голой.
– Не входи сюда!
– Почему? Неужели из-за твоей одежды и маски?
– Прикольный ты парень, Шейн. – Похоже, он вошел в спальню. В темноте она принялась на ощупь искать в куче, сваленной на полу одежды новые трусы. Угораздило же ее потерять недавно пару трусов. Какого черта? Дэни не нашла трусы, но наткнулась на потерянную несколько недель назад щетку.
– Дэни? С тобой все в порядке? Она отбросила щетку в сторону.
– Превосходно.
Шейн потянул дверь, но она придержала ее.
– Не смей входить сюда.
– В кладовке ты говорила по-другому.
– Я серьезно.
– Такое впечатление, что ты задыхаешься. Что ты там делаешь?
Дэни нашла свитер на молнии с капюшоном. Бюстгальтер найти не удалось, поэтому она застегнула молнию до подбородка.
– Я задыхаюсь, потому что… хотя не имеет значения! – Она зашарила руками в поисках джинсов и наткнулась на юбку из тонкой ткани, которую надевала прошлым летом, когда ходила на ярмарку. Она была широкой, с завязкой на поясе, и Дэни едва успела влезть в нее и подвязать пояс, как снова потянули дверь.
– Черт возьми, Шейн Махони. – Почему это при нем она всегда оказывается без белья? – Ты меня совсем не слушаешь.
Не подозревая о ее затруднениях, он весело ответил:
– Так всегда говорит моя мать: «Шейн Махони, ты меня не слушаешь».
Придерживая дверь, Дэни отчаянно пыталась привести в порядок одежду и отдышаться.
– И что же она делала, чтобы ты слушал ее?
– Я был последним из шести братьев. Будучи адвокатом, специализирующимся на судебных тяжбах, мать возвращалась с работы слишком усталой, чтобы заниматься мной.
По-прежнему оставаясь в темноте, Дэни подняла голову. Это не укладывалось в тот стереотип, который она рисовала в своем воображении, – избалованного, испорченного мальчишку, единственную отраду жизни матери.
– Значит, тебя братья воспитывали?
– Скорее, регулярно колотили.
– Не может быть. Ты же такой сильный!
– Я был очень тщедушным мальчишкой, поверь мне. Она представила его себе беспомощным маленьким мальчиком, которого некому было защитить, и ее сердце непроизвольно сжалось.
– И твоя мама позволяла это?
– Я же говорил, она уставала от нас. Буквально.
– А твой отец? Он-то, наверное…
– Очень занятой нейрохирург. Тоже редко был с нами, но если был, то потворствовал братьям в том, чтобы они муштровали меня.
– Почему?
– Потому что я был классическим лодырем. Не оправдывал ожиданий.
Дэни повернулась лицом к двери, даже приложила ладонь к дереву, будто так могла прикоснуться к нему.