— Можем.
— Что?
— Послушай, почему бы нам просто не отпустить ее? Можем сказать, что не застали ее дома. Поводим всех за нос день, другой, а потом про нее забудут, потому что в конторе и так много людей, которых надо допрашивать. Ольга попыталась вставить слово, но в горле у нее пересохло. Ей очень хотелось, чтобы мужчина, сидящий рядом с ней, убедил своего спутника.
— Почему мы должны рисковать своими головами ради нее? — проворчал Громков. — Что нам от этого? Как она отблагодарит нас за это?
Земский повернулся к Ольге и вопросительно посмотрел на нее. У Ольги неожиданно прорезался голос.
— У меня нет денег, — сказала она.
— Кому нужны твои деньги? Денег у нас полно.
— Но у нее есть кое-что другое, — сказал Громков.
Прежде чем Ольга успела ответить, Земский обратился к Громкову.
— Послушай, Юрий Иванович, ты не можешь требовать от нее этого.
— Пусть сама выбирает. Или будет ласковой с нами, или мы отвезем ее в контору, где будут избивать неделю, а то и две. А потом, наверное, они найдут для нее подходящую психушку.
Ольга слышала об этих психушках: неотапливаемые камеры полтора метра на три с деревянными нарами без спальных принадлежностей. «Быть ласковой с ними, что это значит?»
— Пусть сама выбирает.
Земский опять повернулся к Ольге.
— Ну, что ты предпочитаешь?
— Я… я не понимаю.
— Ты же слышала, что сказал мой коллега. Если будешь ласковой с нами, мы тебя отпустим, а через некоторое время о тебе, наверное, и вообще забудут.
— А что… что я должна сделать?
Громков усмехнулся, глядя на нее в зеркало.
— Просто удели нам несколько минут, — хихикнул он.
Внезапно Ольга поняла, что им нужно от нее. Она покачала головой.
— Нет, я не могу.
— Как хочешь, — сказал Громков и увеличил скорость. — В конторе от души с тобой разберутся.
— Подождите! — Она была в панике, не зная, что делать. Ольге приходилось слышать ужасные истории о том, что случалось с людьми, арестованными и превращенными в зеков. Она думала, что теперь с этим покончено, но оказалось, что нет. Перестройка оставалась просто мифом, ей не разрешат иметь адвоката или говорить с кем-нибудь. В прошлом некоторые ее знакомые были изнасилованы и убиты агентами ГРУ, и если сейчас ее отвезут в тюрьму, то будут держать там, избивая и насилуя. Если она уступит этим двоим, то это, по крайней мере, займет всего несколько минут, а потом они отпустят ее. Ольга решилась.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Может быть, вернемся в мою квартиру? — Я знаю местечко получше, — сказал Громков и развернул машину.
— Мне очень жаль, но он старший, я не могу помешать ему, — прошептал Земский.
Ольга промолчала.
Они проехали мимо красного здания оперного театра имени Шевченко и направились в большой парк. В этот час парк был совершенно пуст. Громков направил машину под деревья, выключил фары и заглушил двигатель.
— Выходим, — сказал он.
Все трое вылезли из машины.
Громков посмотрел на Ольгу.
— Тебе повезло, легко отделаешься. Надеюсь, ты оценишь это.
Ольга кивнула, не в силах вымолвить от страха ни слова.
Громков подвел их к небольшой полянке.
— Раздевайся, — сказал он Ольге.
— Мне холодно, может…
Громков влепил ей пощечину.
— Делай, что тебе говорят, пока я не передумал.
Ольга замялась, Громков занес руку для следующего удара, и она стала расстегивать пальто.
— Снимай его.
Ольга бросила пальто на землю.
— Теперь ночную рубашку.
Ольга медленно сняла через голову ночную рубашку и теперь, дрожа от холода, стояла обнаженная, освещаемая лунным светом.
— Хорошее тело, — сказал Громков и ущипнул ее за соски.
— Пожалуйста…
— Еще один звук, и мы отвезем тебя в контору. — Он толкнул ее на землю.
«Я не буду думать об этом, буду представлять себе, что я в туристическом автобусе в Швейцарии, я разглядываю прекрасные пейзажи». Громков стянул брюки, наклонился к Ольге и раздвинул ей ноги.
«Я вижу Альпы, покрытые снегом, а вон проезжают санки, а в них мальчик и девочка».
Она почувствовала, как он сунул руки ей под ягодицы и грубо овладел ею, причинив боль.
«А по дороге проезжают прекрасные автомобили. Я никогда в жизни не видела столько машин, в Швейцарии у каждого есть машина».
Громков насиловал ее, издавая дикие, животные звуки.
«У меня будет маленький домик в горах. Как швейцарцы называют их? Шале. Я буду каждый день есть шоколад. Коробками».
Громков отвалился в сторону, тяжело дыша. Поднявшись, он повернулся к Земскому.
— Твоя очередь.
«Я выйду замуж, у меня будут дети, и мы будем кататься зимой на лыжах в Альпах».
Земский расстегнул молнию на брюках и взгромоздился на Ольгу.
«Это будет такая чудесная жизнь. Я никогда не вернусь в Россию. Никогда, никогда. Никогда».
Этот причинял ей еще большую боль. Он щипал ее за ягодицы, буквально вдавливал ее тело в холодную землю, боль уже стала почти невыносимой.
«Мы будем жить на ферме, где будут царить мир и спокойствие, у нас будет сад с прекрасными цветами».
Земский кончил, поднял голову и посмотрел на своего партнера.
— Готов поспорить, что ей понравилось, — усмехнулся он.
Он протянул руки к Ольгиной шее и сломал ее.
На следующий день в местной газете была помещена заметка о библиотекарше, которую изнасиловали и задушили в парке. Власти предупреждают молодых женщин, как опасно ходить в одиночку ночью в парк.
ТЕЛЕГРАММА «МОЛНИЯ»
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАЧАЛЬНИКА ГРУ ЗАМЕСТИТЕЛЮ ДИРЕКТОРА АНБ.
В ОДНОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ.
СОДЕРЖАНИЕ: ОПЕРАЦИЯ «КОНЕЦ СВЕТА».
8. ОЛЬГА РОМАНЕНКО, КИЕВ — УНИЧТОЖЕНА.
КОНЕЦ.
