«Интересно, счастлива ли она со своим мужем?» — подумал Барри. Он нехотя переключил свое внимание на заданный вопрос.
— Ну, когда Ионеску захватил власть в Румынии, он уничтожил всех сторонников Грозы и вернулся к прежней жесткой просоветской политике. По сравнению с ним Чаушеску был не так уж и плох.
Один из студентов задал вопрос:
— Почему же тогда президент Эллисон так стремится восстановить с ним дипломатические отношения?
— Потому что мы хотим вовлечь его в западный лагерь.
— Вспомните, — сказала Мэри, — Николае Чаушеску смотрел не только на Восток, но и на Запад. В каком году это началось?
— В 1963 году, — ответил Барри. — Когда возникли разногласия между Россией и Китаем, Румыния резко изменила свою позицию, чтобы показать свою независимость в международных делах.
— Что можно сказать о нынешних взаимоотношениях Румынии с другими странами Варшавского пакта, в особенности с Советским Союзом? — спросила Мэри Эшли.
— Я бы сказал, что они стали крепче.
— А я не согласен, — заявил другой студент. — Румыния подвергла критике СССР за его вторжение в Афганистан, за подписание договора с ЕЭС. К тому же…
Прозвенел звонок. Занятие закончилось.
Мэри сказала:
— В понедельник мы поговорим об основных факторах, влияющих на отношения Советского Союза со странами Восточной Европы. Мы также обсудим возможные последствия плана президента Эллисона разрушить «железный занавес». Желаю хорошо провести выходные.
— И вам тоже, профессор.
Мэри смотрела, как студенты направлялись к выходу. Ей нравилась непринужденная атмосфера, царившая на семинаре. История и география оживали в жарких спорах студентов. Иностранные имена и города становились реальными, а исторические события, казалось, происходят прямо здесь. Она преподавала в Канзасском университете уже пятый год, и ей до сих пор это приносило удовлетворение. В год она вела пять групп по изучению политических наук, не считая семинаров со студентами выпускных курсов, где речь шла всегда о Советском Союзе и других социалистических странах. Иногда она чувствовала себя обманщицей. «Я никогда не была в странах, про которые я рассказываю», — думала она. — «И вообще никогда не покидала Соединенных Штатов».
Мэри Эшли, как и ее родители, родилась в Джанкшн-Сити. Единственный член их семьи, который видел Европу, был ее дед, родившийся в маленькой румынской деревне Воронет.
Мэри планировала отправиться в путешествие за границу после получения ученой степени, но в то лето она познакомилась с Эдвардом, и европейское путешествие превратилось в трехдневный медовый месяц в Уотервилле, в пятидесяти милях от Джанкшн-Сити, где Эдвард занимался больным в критическом состоянии.
— В следующем году поедем обязательно, — сказала Мэри Эдварду вскоре после свадьбы. — Мне так хочется посмотреть Париж, Рим, побывать в Румынии.
— Мне тоже. Поедем обязательно. Следующим летом.
Но следующим летом родилась Бет, а Эдвард был занят работой в больнице графства Джери. Через два года родился Тим, Мэри получила звание доктора философии, снова стала преподавать в Канзасском университете, и годы незаметно пролетели. Если не считать коротких поездок в Чикаго, Атланту и Денвер, Мэри ни разу не выезжала на пределы штата Канзас.
«Как— нибудь в другой раз», — обещала она сама себе.
Мэри собрала свои записи и посмотрела в окно. За стеклом с морозными узорами снова пошел снег. Надев пальто и красный шерстяной шарф, она направилась на Ваттиер-стрит, где припарковала свою машину.
Университетский городок был огромным: 315 акров, где среди деревьев и клумб расположились восемьдесят семь корпусов, включая лаборатории, театры, церковь. Издалека университетские здания, построенные из коричневого известняка с башенками наверху, напоминали старинные замки, готовые сдержать нашествия вражеских орд. Когда Мэри проходила мимо Денисон-холла, навстречу ей попался мужчина с фотоаппаратом «Никон». Он направил его на здание и щелкнул затвором. Мэри попала в кадр. «Мне надо было отойти в сторону», — подумала она. — «Я испортила ему снимок».
Через час эта фотография отправилась на самолете в Вашингтон.
У каждого города есть свой неповторимый ритм, жизненный пульс, свойственный местности и живущим здесь людям. Джанкшн-Сити в графстве Джери с населением 20.381 человек в 130 милях от Канзас-Сити гордился тем, что он является географическим центром Соединенных Штатов. Здесь выходила газета «Дейли Юнион», была радиостанция и телецентр. В деловой части города находились несколько магазинов и две заправочные станции — одна на 6-й улице, другая на Вашингтон-стрит. Здесь располагались супермаркет, Первый Национальный банк, «Домино Пицца», закусочные, автобусная станция, магазин готовой одежды и питейные заведения — все точно такое же, как и в сотнях других маленьких городков США. Но жители Джанкшн-Сити любили свой город за его деревенскую тишину и спокойствие. По крайней мере в рабочие дни. По субботам и воскресеньям Джанкшн-Сити превращался в место отдыха солдат из расположенного неподалеку Форт-Райли.
По дороге домой Мэри Эшли остановилась пообедать в «Диллонз Маркет», а затем направилась на север, в сторону Олд Милфорд-роуд, жилого района, расположенного на берегу озера. С левой стороны дорога была усажена дубами и вязами, а справа тянулись аккуратные дома из камня и кирпича.
Семья Эшли жила в двухэтажном каменном доме, стоящем на небольшом возвышении. Доктор Эшли купил его тринадцать лет назад. В нем была большая гостиная, столовая, библиотека, комната для завтрака, кухня, а наверху — одна большая спальня и две маленькие.
— Это слишком большой дом, — сказала тогда Мэри Эшли. — Для двоих тут много места.
Эдвард обнял ее и крепко прижал к себе.
— А кто сказал, что нас будет только двое?
Когда Мэри вернулась домой, Тим и Бет уже ждали ее.
— Знаешь что, — сказал Тим, — нашу фотографию опубликуют в газете.
— Может, ты поможешь мне убрать продукты? — сказала Мэри. — А в какой газете?
— Этот человек не сказал об этом, он только сфотографировал нас и пообещал сообщить потом.
Мэри остановилась и посмотрела на сына.
— А больше он ничего не сказал?
— Нет, — ответил Тим. — Но у него был классный «Никон».
В воскресенье Мэри праздновала — хотя это и не то слово, которое возникло у нее в голове, — свое тридцатипятилетие. Эдвард решил устроить ей сюрприз и организовал вечеринку в загородном клубе. Их соседи — Флоренс и Дуглас Шаффер и еще четыре пары ждали ее. Эдвард радовался как ребенок удивленному выражению лица Мэри, когда та зашла и увидела праздничный стол и плакат с поздравлениями. Ей не хватило духу сказать ему, что она узнала о готовящейся вечеринке еще две недели назад. Она обожала Эдварда. «А почему бы и нет? Разве можно не любить такого мужчину?» Он был красивый, умный, заботливый. Его дед и отец были врачами, поэтому Эдварду никогда не приходило в голову стать кем-то другим. Это был самый лучший хирург в Джанкшн-Сити, хороший отец и прекрасный муж.
Задув свечи на праздничном торте, Мэри украдкой посмотрела на него и подумала: «Что еще надо женщине для счастья?»
