естественно, не позволили бы, чтобы с вами что-то случилось.
— Я… даже не знаю, что сказать.
— Поверьте, и президент, и я очень рады, что вас назначили сюда.
— Спасибо.
— К несчастью, — немного помедлив, признался Питер, — «Трибюн» действительно сделала президента мишенью несправедливых нападок, и тут уже ничего не поделаешь. Но несмотря на это, если я или мистер Рассел сумеем помочь чем-то… поверьте, мы оба питаем к вам глубочайшее уважение.
— Я очень это ценю.
Дверь открылась, и на пороге появился Оливер. Дейна и Питер встали.
— Садитесь, — отмахнулся Оливер. — Добро пожаловать домой, мисс Эванс.
— Спасибо, мистер президент. Не могу выразить, как благодарна вам.
— Если не в силах спасти чью-то жизнь, — улыбнулся Оливер, — тогда какой смысл вообще быть президентом? Говоря откровенно, мисс Эванс, мы все здесь не слишком большие поклонники вашей газеты. Но самые искренние ваши почитатели.
— Боюсь, я недостойна такой чести.
— Питер хочет показать вам Белый дом. Если возникнут какие-то проблемы, не стесняйтесь обратиться к нам.
— Вы очень добры.
— Если не возражаете, я хочу познакомить вас с мистером Вернером, государственным секретарем. Мы хотим услышать из первых рук о положении в Герцеговине.
— Рада быть хоть в чем-то полезной.
Люди, собравшиеся в конференц-зале государственного секретаря, внимательно слушали Дейну.
— Почти весь город разрушен. Не осталось ни одного целого здания… Электричество отключено, а люди, у которых еще уцелели машины, вынимают из них аккумуляторы, чтобы подключить к ним телевизоры и узнать о положении дел на фронте… На улицах настоящие баррикады из камней, разбитых автомобилей, телег и велосипедов. Никаких автобусов… Людям приходится передвигаться по городу пешком. Когда начинается дождь, жители спешат начерпать воды из сточных канав…
Никто не думает уважать международные законы, не говоря уже о неприкосновенности сотрудников Красного Креста или журналистов. С начала войны погибло больше сорока корреспондентов, и нет числа раненым. Не знаю, удастся ли очередной мятеж против Слободана Милошевича, но, очевидно, режим потерпит крах, хотя бы из-за народного восстания…
Встреча продолжалась почти два часа и стала для Дейны одновременно пыткой и очищением души. Описывая происходящее, она словно бы переживала заново все, чему стала свидетелем. До сих пор девушка не сознавала, как необходимо ей было выговориться. Под конец она совершенно обессилела.
— Джентльмены, поблагодарим мисс Эванс! — воскликнул министр. — Беседа была весьма содержательной. Рад, что вы благополучно вернулись, мисс Эванс.
— Спасибо, мистер Вернер.
Вечером в пятницу Дейна сидела рядом с Джеффом Коннорсом в ложе прессы на стадионе Кемден-Ярдз. Впервые после возвращения она почувствовала, что может думать о чем-то еще, кроме войны.
— …начало шестой подачи, — объявил комментатор. — Вбрасывает Нельсон. Палмейро приближается к основной базе. Счет: два — один. Нельсон выбивает мяч в середину поля, и Палмейро бежит туда. Какой удар! Кажется, у «Янки» не осталось никаких шансов! Все кончено! Можно почти с уверенностью предсказать победу «Орлов»…
Перед последней подачей Джефф встал и весело посмотрел на Дейну:
— Ну как, нравится?
— Очень.
После матча они отправились ужинать в бистро «Двести пятнадцать».
— Хочу еще раз извиниться за свою непростительную выходку, — сказала Дейна. — Просто я так много времени провела в стране, где… — она осеклась, не зная, как лучше объяснить, — …где каждый борется за выживание. Все зависит от глупой случайности. Гибнут люди, поймите же! И если кто-нибудь не остановит войну, этим самым людям не на что надеяться.
— Дейна, не вы ответственны за то, что происходит там, — мягко заметил Джефф. — Опасно зацикливаться на перенесенных или увиденных ужасах. После такого всегда приходится начинать заново. Всегда.
— Знаю. Просто… это не слишком легко.
— Разумеется. И если не возражаете, я хотел бы быть рядом. Вы позволите?
Дейна долго смотрела на него, прежде чем выдохнуть:
— Пожалуйста.
Назавтра Джефф снова пригласил ее пообедать.
— Заедете за мной? — спросил он и назвал адрес.
Дейна согласилась, гадая, что делает Джефф в гетто, пользующемся дурной славой, где даже днем не рекомендовалось появляться без крайней нужды.
Все оказалось очень просто. Джефф был окружен игроками в бейсбол, от девяти до тринадцати лет, одетыми в самые причудливые подобия спортивной формы. Дейна остановила машину у обочины и с любопытством пригляделась.
— И помните, — наставлял Джефф, — главное — не торопиться. Когда подающий вбрасывает мяч, представьте, что он летит очень-очень медленно и у вас куча времени, чтобы его поймать. Будьте заранее уверены, что ваша бита соприкоснется с мячом. Старайтесь развивать в себе шестое чувство…
Подняв глаза, он заметил Дейну и помахал рукой.
— Ладно, парни, на сегодня все.
— Это твоя девушка, Джефф? — спросил кто-то.
— Сам не знаю. Может, мне повезет и так оно и будет. Ну ладно, пока! — улыбнулся Джефф и зашагал к машине.
— Вот это команда!
— Хорошие ребятишки. Я тренирую их раз в неделю.
— Здорово, — улыбнулась Дейна, почему-то вспомнив о Кемале. Где он сейчас? И что делает?
Шло время, и Дейна все больше привязывалась к Джеффу. Он стал ей настоящим другом, немногословным, спокойным и всегда готовым подставить плечо. Ей нравилось проводить с ним время. Постепенно жуткие воспоминания о Сараево стали тускнеть, расплываться в памяти. По ночам ее больше не терзали кошмары. Возможно, ей не удалось бы так быстро оправиться, если бы не Джефф. Постепенно Дейна начала сознавать, что этот человек занял в ее сердце особое место.
На столе в кабинете Дейна обнаружила написанное от руки письмо со множеством ошибок:
«Мис эванз не валнуйтесь за миня. я в парядки. и не скучаю, скоро пришлю одежду каторую вы мне купили патаму што мне она не нужна, у миня есть свая, кемаль».
На конверте стоял парижский штемпель, а письмо было написано на бланке «Приюта Ксавье для мальчиков». Дейна перечитала каракули еще раз и подняла трубку. Четыре часа ушло на то, чтобы дозвониться до приюта и разыскать мальчика.
— Алло? — раздался нерешительный голосок.
— Кемаль, это Дейна Эванс, — взволнованно прокричала Дейна и, не дождавшись ответа, добавила: — Я получила твое письмо.
Молчание.
— Просто хотела сказать, как я рада, что ты здоров и счастлив и ни в чем не нуждаешься.
Мальчик по-прежнему не отвечал.
— Ну а мне совсем плохо одной, Кемаль. Знаешь почему? Я ужасно скучаю по тебе.
— Вовсе нет, — выдавил Кемаль. — Вы забыли про меня. Я вам не нужен.
— Это не так, Кемаль. Хочешь прилететь в Вашингтон и жить со мной?
— Вы… вы правду говорите?
