иностранных гостей, перед каждым из них в специальных вазочках стояли национальные флаги их стран.
Кроме этого, была еще личная столовая Сэма, со вкусом отделанная настенной росписью.
Кэйт Эрлинг, объясняя в свое время Элизабет систему обслуживания президента, рассказывала:
— В течение дня на кухне дежурят два шеф-повара и один — ночью. Если вы устраиваете званый ленч или обед более чем на двенадцать персон, поваров необходимо предупреждать как минимум за два часа до приема.
И вот теперь Элизабет сидит за рабочим столом, на котором грудами лежат различные документы, докладные записки, статистические данные и отчеты, и не знает, с чего начать.
Она подумала об отце, о том, как он уверенно сидел на этом месте за столом, и ее охватило жгучее чувство безвозвратной потери. Сэм был таким знающим и блестящим руководителем. Как ей его сейчас не хватало!
Перед тем как Алек вернулся в Лондон, Элизабет успела переговорить с ним.
— Не спеши, — посоветовал он. — И не обращай внимания на давление, от кого бы оно ни исходило.
Он прекрасно понял ее состояние.
— Алек, как ты думаешь, мне надо соглашаться на продажу акций?
Он неловко улыбнулся и сказал:
— Увы, да, старушка, но ведь у меня могут быть свои корыстные цели, не так ли? Наши акции для нас мертвый груз, пока мы сами не сможем распоряжаться ими по своему усмотрению. Теперь решение за тобой.
Сидя в одиночестве за столом в кабинете, Элизабет вновь перебирала в памяти весь их разговор. Ее так и подмывало позвонить Алеку в Лондон. Она скажет только, что изменила свое первоначальное решение, и убежит отсюда. Здесь ей не место. Из всех них она самая неподходящая кандидатура вершителя судеб концерна.
Взгляд ее упал на ряд кнопок внутренней переговорной системы. Под одной из них стояло имя: Рис Уильямз. Поколебавшись, она нажала на эту кнопку.
Рис сидел по другую сторону стола и внимательно смотрел на нее. Элизабет знала, что он о ней думает, что они все о ней думают. Что ей не место за этим столом.
— Ну и бомбочку же ты подбросила на сегодняшнем совещании, — сказал Рис.
— Мне ужасно неловко, что всех расстроила.
Он улыбнулся.
— «Расстроила» не то слово. Ты повергла всех в состояние шока. Все, казалось, шло как по маслу. Уже даже были заготовлены заявления для прессы. — Он испытующе посмотрел ей в глаза. — Что заставило тебя отказаться подписать бумаги, Лиз?
Как могла она объяснить, что какое-то шестое чувство, интуиция, остановило ее руку? Он поднимет ее на смех. Но ведь и Сэм ранее отказался разрешить продажу акций «Роффа и сыновей» на сторону. Надо попытаться выяснить, почему он сделал это. Словно прочитав ее мысли, Рис сказал:
— Твой прапрапрадед, создатель фирмы, сделал ее семейной, чтобы исключить возможность проникновения в нее чужаков. Но тогда это была махонькая фирма. Времена изменились. Сейчас это огромный концерн. Тот, кто займет место твоего отца, должен будет принимать окончательное решение. А это, поверь, очень тяжело и очень ответственно.
Она посмотрела на него и подумала: он иносказательно дает ей понять, что она занимает чужое место.
— Я могу надеяться на твою помощь?
— Ты же знаешь, что да.
После этих слов сразу пришло облегчение; и она только сейчас осознала, как сильно рассчитывала на него.
— Первым делом, — сказал Рис, — надо показать тебе хотя бы здешние фармацевтические цеха. Ты хоть представляешь себе, как реально функционирует компания?
— Не очень.
Это было неправдой. За последние несколько лет Элизабет побывала на многих совещаниях, проводившихся Сэмом, и неплохо разбиралась в управленческом механизме «Роффа и сыновей», но ей хотелось увидеть ее глазами Риса.
— Мы производим не только лекарства, Лиз. Мы выпускаем также химические препараты, духи, витамины, лосьоны и пестициды. Изготавливаем косметику и биоэлектронное оборудование. У нас есть цеха по производству пищи и отделения по выработке животных нитратов.
Элизабет знала об этом, но Рис продолжал:
— Мы издаем медицинскую литературу, производим лейкопластыри, антикоррозийные и другие защитные пленки и даже пластиковые бомбы.
Элизабет чувствовала, что он сам загорается от своих слов: в них она расслышала непритворную гордость, и это странным образом напомнило ей отца.
— «Рофф и сыновья» владеют заводами и дочерними компаниями в более чем ста странах. И все они посылают отчеты сюда, в этот кабинет.
Он остановился, словно хотел уяснить, понимает ли она, что он имеет в виду.
— Старый Сэмюэль вошел в дело с одной лошаденкой и ретортой для химического анализа. А теперь дело разрослось и превратилось в шестьдесят фармацевтических заводов, разбросанных по всему миру, десять научных центров, в которых соответственно заняты тысячи рабочих, продавцов и ученых, мужчин и женщин. За последний год в одних только Штатах лекарств было куплено на четырнадцать миллиардов долларов — и львиная доля этого рынка сбыта наша.
Рис провел Элизабет по цехам завода, находившегося при главном управлении фирмы. Цюрихское отделение концерна, включавшее в себя около дюжины фабрик, занимало на шестидесяти акрах земли почти семьдесят пять зданий. Это был своеобразный замкнутый микромир, полностью сам себя обеспечивающий. Они прошли по рабочим цехам, исследовательским лабораториям, токсикологическим центрам, посетили складские помещения. Рис показал Элизабет студии звукозаписи и кинофабрики, где создавались рекламные ролики, которые затем рассылались по всему миру.
— Мы расходуем гораздо больше кинопленки, — говорил он Элизабет, — чем самые крупные студии в Голливуде.
Они осмотрели отделение молекулярной биологии и цех по розливу готовых жидких препаратов, к потолку которого были подвешены пятьдесят гигантских контейнеров из нержавеющей стали с внутренней стеклянной облицовкой, наполненных готовой к отправке продукцией. Они побывали в маленьких цехах, где порошок превращался в таблетки, которые затем запаковывались в фирменную обертку с выдавленным на ней штампом «Рофф и сыновья» и в расфасованном виде отправлялись на склад. И в течение всего процесса изготовления, упаковки и расфасовки рука человека ни разу не касалась лекарственного препарата. Одни из них будут продаваться только по рецептам врача, другие пойдут в свободную продажу.
Несколько небольших зданий стояли в стороне от производственного комплекса. Это был научный центр, в котором работали химики-аналитики, паразитологи и патологи.
— Здесь работает свыше трехсот ученых, — сказал Рис. — У большинства из них степень доктора химических наук. Хочешь взглянуть на стомиллионнодолларовую комнату?
Элизабет, заинтригованная, кивнула.
Они подошли к небольшому кирпичному домику, у входа в который стоял вооруженный револьвером полицейский. Рис предъявил ему свой пропуск, и они с Элизабет вошли в длинный коридор, кончавшийся стальной дверью. Для того чтобы ее открыть, полицейскому пришлось использовать два разных ключа. В комнате, куда вошли Элизабет и Рис, совсем не было окон. От пола до потолка она была сплошь уставлена полками, на которых стояло бесчисленное множество разных бутылочек, скляночек и колб.
— А почему ты назвал ее стомиллионнодолларовой?
— Потому что на ее оборудование ушло ровно сто миллионов долларов. Видишь на полках все эти
