препараты? На них нет названий, только номера. Это то, что не попало на рынок. Наши неудачи.
— Но сто миллионов долларов?
— На каждое новое лекарство, которое оказывается удачным, около тысячи приходится отправлять на эти полки. Над некоторыми из лекарств ученые бились долгие десятилетия, и они все равно попали в эту комнату. Мы иногда тратим от пяти до десяти миллионов долларов на исследование и изготовление одного только препарата, а потом выясняется, что он неэффективен или кто-то уже изготовил его раньше нас. Мы их не выбрасываем, потому что всегда среди наших ребят найдется мудрая голова, которая пойдет собственным путем, и тогда эти препараты могут ей пригодиться.
Расходы на научные исследования поражали ее воображение.
— Пошли, — сказал Рис, — покажу тебе еще одну комнату издержек.
Они перешли в другое здание, на этот раз никем не охраняемое, и вошли в комнату, также сплошь уставленную полками с бутылочками и скляночками.
— Здесь мы регулярно теряем целое состояние, — сказал Рис, — но планируем эту потерю заранее.
— Непонятно.
Рис подошел к одной из полок и снял с нее бутылочку. На этикетке стояло: «Ботулизм».
— Знаешь, сколько случаев заболевания ботулизмом было зарегистрировано в прошлом году в Штатах? Двадцать пять. А мы тратим миллионы долларов, чтобы это лекарство не сошло с производства.
Он не глядя снял другую бутылочку.
— Вот средство от бешенства. И так далее. Вся комната заполнена препаратами и лекарствами от редких заболеваний, от укусов змей, отравления ядовитыми растениями… Мы бесплатно поставляем их армии и в больницы. Это наш вклад в социальное благосостояние страны.
— Это прекрасно, — сказала Элизабет.
«Сэмюэлю это бы понравилось», — подумала она. Рис повел Элизабет в облаточный цех, где подаваемые на конвейер пустые бутылочки стерилизовались, наполнялись таблетками, обклеивались этикетками, закупоривались ватой, закрывались и запечатывались. И все это делалось с помощью автоматов.
В комплекс входили также стеклодувный цех, центр архитектурного планирования и отдел по недвижимости, занятый скупкой земли для производственных нужд концерна. В одном из зданий находились десятки людей, писавших, редактировавших и издававших буклеты на пятидесяти языках.
Некоторые из цехов напоминали Элизабет оруэлловский роман «1984». Стерилизационные помещения были залиты жутковатым ультрафиолетовым светом. Соседние с ними помещения были окрашены в различные цвета — белый, зеленый или голубой, — и рабочая одежда занятых в них людей была соответствующего цвета. Если кому-либо из них приходилось входить или выходить из цеха, они могли это сделать, только пройдя через стерилизационное помещение. Рабочие в голубом на целый день запирались в своей комнате. Перед обедом, или перерывом, или если им понадобится выйти в туалет, они обязаны были снять с себя рабочую одежду, пройти в нейтральную зеленую зону и переодеться. По возвращении процесс повторялся в обратном порядке.
— Думаю, сейчас тебе станет еще интереснее, — сказал Рис.
Они шли по серому коридору исследовательского блока. Подойдя к двери, на которой висела табличка: «ВНИМАНИЕ! ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», Рис толкнул ее и пропустил Элизабет вперед. Пройдя затем через другую дверь, они очутились в тускло освещенном помещении, заставленном сотнями клеток с животными. Воздух здесь был спертым, жарким и влажным, и Элизабет показалось, что она попала в джунгли. Когда глаза ее привыкли к полумраку, она разглядела в клетках обезьян, хомяков, кошек и белых мышей. У многих из них на теле проступали зловещего вида шишки и нарывы. У некоторых были обриты головы, и из них торчали вживленные туда электроды. Некоторые из зверьков пищали или без умолку тараторили, взад и вперед носились по клеткам, другие были неподвижны и, казалось, находились в бессознательном состоянии. Шум и вонь были нестерпимыми. Это был ад в миниатюре. Элизабет подошла к клетке, где сидел маленький белый котенок. Часть его мозга была оголена, и из нее в разные стороны торчало несколько тонких проволочек.
— Что… для чего все это? — пролепетала Элизабет.
Высокого роста бородатый молодой человек, делавший в блокноте какие-то пометки, пояснил:
— Мы испытываем новый транквилизатор.
— Надеюсь, испытания будут успешными, — сказала Элизабет. «Во всяком случае, мне бы он сейчас не помешал». И, пока ей совсем не стало дурно, она поспешила выйти из комнаты.
Рис выскочил вслед за ней.
— Тебе плохо?
— Нет, все в порядке, — набрав в грудь побольше воздуха, слабым голосом сказала Элизабет. — Неужели все это так необходимо?
Рис с укоризной посмотрел на нее и ответил:
— От этих опытов зависит жизнь многих людей. Ты только представь себе, что более трети из тех, кто родился в пятидесятые годы, живы благодаря лекарствам. А ты говоришь, зачем опыты.
Больше таких вопросов она ему не задавала.
На осмотр только основных, ключевых подразделений комплекса у них ушло шесть дней. Элизабет чувствовала себя полностью разбитой, голова у нее шла кругом. А ведь она ознакомилась всего лишь с одним из заводов Роффа. А по белу свету таких вот заводов было разбросано десятки, а то и сотни.
Поражали факты и цифры.
— Чтобы в продажу поступило то или иное лекарство, нам необходимо затратить от пяти до десяти лет на исследования, но даже и тогда из каждых двух тысяч опытных образцов на рынок поступает лишь три апробированных лекарственных препарата.
— …В одном только отделе контроля за качеством продукции «Рофф и сыновья» держат триста человек.
— …Количество рабочих, занятых в концерне, включая все его зарубежные подразделения, достигает полумиллиона.
— …В прошлом году общий доход концерна составил…
Элизабет слушала и с трудом переваривала цифры, которыми без устали сыпал Рис. Она знала, что концерн огромен. Но слово «огромен» было слишком абстрактным. Перевод его на конкретные количества занятых в нем людей и сумму денежного оборота поражал воображение.
В ту ночь, лежа в постели и вспоминая все, что видела и слышала, Элизабет чувствовала, что явно села не в свои сани.
Иво: Поверь мне, cara, правильнее будет позволить нам самим все решить. Ты в этом ни капельки не смыслишь.
Алек: Думаю, что надо разрешить продажу, но у меня ведь могут быть свои интересы.
Вальтер: Какой вам смысл лезть в это дело? Получите деньги и уезжайте куда хотите, тратьте их в свое удовольствие.
«Они правы, — думала Элизабет. — Надо убираться отсюда подобру-поздорову, и пусть делают с фирмой что хотят. Это дело мне не по плечу».
Придя к такому решению, она почувствовала себя легко и свободно. И тотчас уснула.
На следующий день, в пятницу, начинался уик-энд. Когда Элизабет прибыла в свой кабинет, она тотчас послала за Рисом, чтобы объявить ему о своем решении.
— Господина Уильямза срочно вызвали в Найроби, — доложила ей Кэйт Эрлинг. — Он просил вам передать, что вернется во вторник. Может, обратиться к кому-нибудь еще за помощью?
Элизабет задумалась.
— Соедините меня, пожалуйста, с сэром Алеком.
— Хорошо, мисс Рофф, — сказала Кэйт, затем, немного помешкав, добавила: — Тут вам пришла посылка из полицейского управления. В ней вещи вашего отца, которые он захватил с собой в
