Нелепая внешность новоиспеченного детектива уже сама по себе настораживала. Но что буквально ошеломило старшего инспектора Шмита, во все глаза разглядывавшего это чучело, так это чувство превосходства, так и веявшее от всей его нелепой фигуры. Его поза и вид как бы говорили: ребята, теперь можете расслабиться и не волноваться — с вами Макс Хорнунг!
Остатки уверенности инспектора Шмита в том, что он с честью выйдет из щекотливого положения, не замедлили вскоре полностью развеяться как утренний туман. Он стал изыскивать различные способы избавиться от неугодного сотрудника. Переводил его, например, из отдела в отдел, поручая ему мелкие и пустячные дела. Макс работал в Криминалтехабтелюнг, отделе опознания и дактилоскопии, и в Фандангзабтелюнг, отделе розыска похищенного имущества и пропавших без вести людей. Но, подобно фальшивой монете, он неизменно возвращался к старшему инспектору.
Согласно правилам, каждый инспектор раз в три месяца в течение одной недели обязан был исполнять должность оперативного дежурного в ночное время. И как по заказу, всякий раз, когда на дежурство заступал Макс, случалось что-либо из ряда вон выходящее, и, пока инспектор Шмит и другие инспектора занимались поисками улик, Макс раскрывал преступление. И это раздражало и бесило больше всего.
Он ничего не смыслил в полицейском протоколе, не знал азов криминологии, судебной медицины, баллистики и криминальной психологии — того, что буквально отскакивало от других детективов, — и тем не менее он одно за другим распутывал преступления, ставившие всех в тупик. Старший инспектор Шмит пришел к выводу, что Максу Хорнунгу, как отпетому дурню, просто ужасно везло.
В действительности же везением тут и не пахло. Инспектор Макс Хорнунг распутывал сложнейшие уголовные дела тем же способом, что бухгалтер Макс Хорнунг выводил на чистую воду самые хитроумные финансовые операции мошенников и проходимцев. Мозг Макса Хорнунга, как локомотив, мог двигаться только по одной колее, колея же эта более походила на монорельс, так узка она была. Ему стоило только зацепиться за какую-нибудь маленькую ниточку, едва торчащую из материи, как он тотчас начинал ее потихоньку вытягивать, и чей-то блестящий, неоднократно испытанный и выверенный до мельчайших подробностей замысел начинал трещать по швам.
Бесила его коллег и феноменальная память Макса. Он мог мгновенно вспомнить то, что когда-то слышал, читал или видел.
Еще одним дополнительным штрихом, свидетельствовавшим против него, как будто и сказанного еще недостаточно, были его счета на официальные расходы, которые он предъявлял в бухгалтерию полиции и которые буквально ошеломляли всех его товарищей по работе. Когда он в первый раз предъявил платежную ведомость, обер-лейтенант вызвал его к себе в кабинет и мягко сказал ему:
— У вас тут небольшая ошибочка в расчетах, Макс.
Это было равносильно тому, чтобы заявить Капабланке, что он пожертвовал ферзя по недосмотру.
Макс недоуменно замигал глазами.
— Ошибка в моих расчетах?
— Да. А фактически даже несколько ошибок. — Обер-лейтенант ткнул пальцем в лежавшую перед ним бумажку. — Поездка в город — восемьдесят сантимов; обратная дорога — восемьдесят сантимов. — Он оторвался от бумажки. — Но номинальная плата за такси — тридцать четыре франка в одну сторону и столько же, соответственно, обратно.
— Естественно, господин обер-лейтенант. Поэтому я и поехал на автобусе.
У обер-лейтенанта полезли вверх брови.
— На автобусе?
В экстренных случаях инспекторам разрешалось не пользоваться общественным транспортом. Это было неслыханно. Обер-лейтенант не нашел ничего другого, как сказать:
— Но в этом не было никакой необходимости. То есть, естественно, мы не поощряем мотовство среди полицейских, Хорнунг, но у нас вполне приличный бюджет на экстренные расходы. Или возьмем, к примеру, это. Тут указано, что в течение трех дней вы находились в деловой командировке. Но вы забыли включить в ведомость расходы на питание.
— Нет, господин обер-лейтенант. По утрам я пью только кофе, а ужин готовлю себе сам. Все, что для этого необходимо, я вожу с собой. А вот расходы на обеды я включил в ведомость.
Так оно и было. Три обеда на общую сумму в шестнадцать франков. На такую сумму этот кретин мог получать обеды только с лотка Армии спасения!
Обер-лейтенант сухо проговорил:
— Инспектор Хорнунг, ваш отдел просуществовал уже сотню лет до того, как вы поступили в него, и еще просуществует с сотню лет после того, как вы его покинете. И в нем есть определенные, давно устоявшиеся традиции. — Он подтолкнул ведомость к Максу. — Кроме того, дружище, нельзя забывать и о своих коллегах. Надеюсь, я ясно выразил свою мысль? А теперь возьмите эту ведомость, правильно ее оформите и верните мне.
— Слушаюсь, господин обер-лейтенант. Простите, я… я действительно допустил оплошность.
Великодушный жест рукой.
— Все в порядке. В конце концов вы же еще здесь совсем новенький.
Тридцатью минутами позже инспектор Макс Хорнунг вернул переоформленную ведомость. В ней он сократил общие расходы еще на три процента.
И вот в этот ноябрьский день старший инспектор Шмит держал в руках отчет инспектора Макса Хорнунга, а автор отчета стоял перед ним навытяжку. На нем были ярко-синий костюм, коричневые ботинки и белые носки. Несмотря на все усилия остаться спокойным, включая дыхательные упражнения по системе йоги, инспектор Шмит только что не топал на него ногами.
— Вы были на посту, когда пришло известие о катастрофе! — орал он. — Вашей задачей было
— Нет, господин старший инспектор. Время полета из Новой Зеландии в Цюрих на реактивном самолете…
— Молчать!
Старший инспектор Шмит руками пригладил свои густые, быстро седеющие волосы, не зная, как вести себя дальше. Оскорбления и разумные доводы отскакивали от инспектора Хорнунга как горох от стенки. Он был полным идиотом, которому, по иронии судьбы, ужасно везло.
— Я не намерен больше терпеть самодеятельность во вверенном мне отделе, Хорнунг. Когда другие инспектора заступили на дежурство и увидели ваш отчет, они немедленно отправились на место происшествия, вызвали «скорую помощь», отправили в морг тело, провели его опознание. — Он почувствовал, что говорит скороговоркой, и вновь попытался заставить себя успокоиться. — Короче, они сделали все, что обязан был сделать нормальный детектив. В то время как вы, Хорнунг, сидя у себя в кабинете, одного за другим подняли среди ночи с постели половину всех самых важных людей в Швейцарии.
— Я думал…
— Хватит! Из-за вас я все утро обязан сидеть на телефоне и только и делать, что извиняться.
— Но должен же я был выяснить…
— Все, с меня довольно! Вон отсюда!
— Слушаюсь, господин старший инспектор. Можно мне присутствовать на похоронах? Они состоятся сегодня утром.
— Да! Вы свободны!
— Спасибо. Я…
— Да уходите же вы наконец!
Только спустя тридцать минут после ухода инспектора Хорнунга старший инспектор Шмит смог вновь восстановить нормальное дыхание.
