промокший, потому что тридцатифутовый полицейский катер был предназначен для службы, а не для увеселительных прогулок, а поднявшийся шквальный ветер пригоршнями швырял дождь в маленькую рулевую рубку, где он нес вахту. В такие дни почти ничего не было видно и почти нечего было делать. Участок подразделения речной полиции Темзы простирался на пятьдесят четыре мили от Дартфордской стрелки до Стейнского моста, и обычно констеблю Хиллеру была по душе его патрульная служба. Но не в таком состоянии, как в этот раз. Будь прокляты эти бабы! Он вспомнил, как яростно в кровати сопротивлялась его ласкам раздетая догола Фло и как при этом ходуном ходили ее огромные аппетитные сиськи. Досадливо взглянул на часы. Еще полчаса, и эта несчастная смена закончится. Катер развернулся и направился в сторону пирса Ватерлоо. Теперь надо было решать, что сделать в первую очередь: поспать, поесть или переспать с Фло? А лучше всего, мелькнула мысль, сделать все это сразу. Он протер отяжелевшие от бессонной ночи глаза и глянул за борт на мутную, взбухшую и пузырящуюся от дождя воду реки.
Казалось, она выплыла из ниоткуда. Как огромная, перевернутая на спину рыба. И первой мыслью констебля было: «Если мы вытащим ее на борт, она нам все провоняет». Она была примерно в десяти ярдах по правому борту, и катер удалялся от нее. Если он откроет рот, то эта идиотская рыбина точно продлит их смену. Придется останавливаться и что-то с ней делать: втаскивать ее в катер или брать на буксир. В любом случае к Фло он попадет еще не скоро. Хрен с ней, он не обязан никому о ней докладывать. Ведь мог же он ее, в конце концов, не заметить? А что, если… Они уже порядочно отошли от нее.
— Сержант! — прокричал констебль Хиллер. — Двадцать ромбов по правому борту какая-то огромная рыбина. То ли акула, то ли еще чего.
Дизельный мотор в сто лошадиных сил натужно взревел, и катер начал замедлять ход. К Хиллеру подошел сержант Гаскинс.
— Где она? — спросил он.
Неясный белесый предмет словно растаял под дождем.
— Была там.
Сержант Гаскинс тоже хотел побыстрее добраться домой. И тоже сначала не хотел связываться с этой идиотской рыбиной.
— Она что, такая большая, что помешает судоходству? — на всякий случай спросил он.
После короткой, но яростной борьбы с самим собой констебль Хиллер потерпел поражение.
— Да, — сказал он.
Патрульный катер развернулся и медленно направился к тому месту реки, где впервые им был замечен странный предмет. Он выплыл из темноты прямо по курсу катера так же неожиданно, как и в первый раз, и оба они застыли от удивления на своих местах. Это был труп молодой светловолосой девушки.
На ней ничего не было, кроме красной ленты, повязанной вокруг шеи.
Глава 39
В то время как констебль Хиллер и сержант Гаскинс выуживали из Темзы тело девушки, в десяти милях от них в другой части Лондона инспектор Макс Хорнунг входил в отделанный серо-белым мрамором вестибюль нового здания Скотленд-Ярда. Его распирало от гордости при одной только мысли, что он входил под порталы столь знаменитого учреждения. И тем не менее и он сам, и все, кто нес службу в этом здании, были членами одного великого братства полицейских. Ему нравилось, что телеграфный адрес Ярда шел под кодом «Наручники». Макс весьма уважительно относился к англичанам. Его только немного коробило их неумение членораздельно общаться: диву даешься, до чего же они странно говорят на своем родном языке! Дежурный полицейский учтиво спросил его:
— Чем могу служить, сэр?
— У меня назначена встреча с инспектором Дэвидсоном, — обернулся к нему Макс.
— Имя, сэр?
Медленно и раздельно Макс произнес:
— Инспектор Дэвидсон.
Дежурный с интересом взглянул на него:
— Вы инспектор Дэвидсон?
— Нет, мое имя Макс Хорнунг.
Дежурный сказал извиняющимся тоном:
— Простите, сэр, вы хоть немного говорите по-английски?
Пять минут спустя Макс все же попал в кабинет инспектора Дэвидсона, тяжеловесного увальня средних лет с пунцовым лицом и большими, желтыми, неровными зубами. Типичный англичанин, радостно подумал Макс.
— По телефону вы сказали, что вам нужны данные на сэра Алека Николза как одного из подозреваемых в убийстве.
— Да, одного из шестерых.
Инспектор Дэвидсон вопросительно уставился на него:
— А что, у него действительно рыльце в пушку?
Вздохнув, Макс еще раз медленно, чеканя каждое слово, повторил сказанное.
— Та-ак, — задумчиво произнес инспектор Дэвидсон. Затем после короткого молчания сказал: — Сделаем вот что. Я вас направлю в четвертый отдел банка криминальных данных. Если у них на него ничего нет, попробуем одиннадцатый и тринадцатый отделы — банки засекреченной криминальной информации.
Ни по одному из отделов сэр Алек Николз не проходил. Но Макс знал, где теперь искать нужную информацию.
Еще до прихода в Скотленд-Ярд, утром, Макс успел обзвонить нескольких финансистов, которые работали в самом Сити, финансовом центре Лондона.
Их реакция была однозначной. Когда Макс объявил, кто говорит, они почувствовали себя одинаково неуютно, так как у любого из работающих в Сити всегда есть что скрывать, а слава Макса как финансового цербера докатилась и до Лондона. Но едва Макс сообщил им, что ему нужна информация на кого-то другого, они из кожи готовы были лезть, чтобы помочь ему.
Два дня провел Макс, посещая банки, финансовые посреднические фирмы, кредитные и финансово-статистические организации. Но не с людьми, работающими в них, беседовал он, он беседовал с их компьютерами.
Макс был гениальным компьютерщиком. Когда он садился за компьютерную клавиатуру, он был подобен виртуозу-пианисту. Не важно, какому языку был обучен компьютер, Макс знал их все. Он свободно общался как с цифровыми компьютерами, так и с компьютерами, обученными языкам самой разной степени сложности. Он знал ФОРТРАН и ФОРТРАН IV, чувствовал себя на равных с огромными Ай-би-эм 170, ПДП 10 и 11 и с АЛГОЛом 68.
Он великолепно владел КОБОЛом, запрограммированным для бизнеса, БЕЙСИКом, используемым для полицейских нужд, умел считывать графики и карты, молниеносно поставляемые АПЛ. Непринужденно вел беседы на ЛИСПе и АПТе, а также на ПЛ-1. Он говорил на двоичном коде и задавал вопросы на цифровом, и всякий раз быстрые принтеры отщелкивали ему ответы со скоростью сто одиннадцать строк в минуту. Гигантские машины, словно бездонные насосы, всю свою жизнь всасывали в себя информацию, складируя и сортируя ее, расставляя по полочкам, запоминая, и вот теперь они ее выдавали Максу, нашептывая ему на ухо секреты, хранящиеся в их аэрокондиционированных саркофагах.
И не было для них ничего святого, и спрятаться от них было невозможно. Неприкасаемая святость частной жизни была заблуждением, мифом. Любого человека можно было читать как раскрытую книгу. Данные на человека вводились в память компьютера, едва он обращался в отдел социального обеспечения, заключал договор о страховании имущества, получал водительские права, открывал счет в банке. Компьютерам было известно, исправно ли он платит налоги, получает ли пособие по безработице или
