соседствующей дивизии АДД — авиации дальнего действия. С наступлением сумерек их бомбардировщики, вздымая клубы пыли, начинали медленно двигаться из-под сосен к взлетной полосе. И потом всю ночь до рассвета то и дело слышался гул их многомоторных самолетов: одни улетали куда-то далеко в тыл врага, другие возвращались из-за линии фронта. И так чуть ли не каждую ночь, практически во всякую погоду.
Редко кого из «ночников» днем можно было увидеть. И тем больший интерес они к себе вызывали. На всю жизнь мне запомнилось, например, как у нас на приангарной площадке появился летчик АДД Герой Советского Союза капитан А. И. Молодчий. Все-то было в нем под стать фамилии!
Испытатели обступили знаменитого капитана (позже он стал дважды Героем) и затеяли разговор о его любимом самолете Ил-4. Молодчий рассказал, как в ночь на 27 августа сорок второго года его «ил», преодолев страшную грозу на пути к фашистской столице и находясь в самом центре рейха, избежал аварии, хотя он, Молодчий, вынужден был отвесными падениями на крыло дважды вырываться из сгустка прожекторных лучей, когда кругом рвались снаряды.
Тогда он и радировал в Москву, в Кремль: 'Нахожусь над Берлином. Задание выполнил. Молодчий'.
О Герое Советского Союза гвардии капитане Решетникове мы знали из газет. Он водил свой Ил-4 на Берлин, Данциг, Тильзит, Кенигсберг, Инстенбург, Анненбург. 'Жизнь моя принадлежит Родине. Для меня борьба за свободу и счастье своего народа — великая честь', — так сказал он в сорок третьем году, отмечая свой двухсотый боевой рейд. Совершив более трехсот дальнебомбардировочных полетов, провоевав всю войну, заслуженный военный летчик СССР генерал-полковник Василий Васильевич Решетников и ныне в строю.
О подвигах авиаторов АДД регулярно сообщалось в сводках Совинформбюро. Имена героев- дальнебомбардировщиков то и дело упоминались в газетах… Прекрасно помню, как в первые дни войны ошеломил всех великий подвиг капитана Гастелло… Тоже ведь был дальнебомбардировщиком.
И не проходило в те великие годы дня, чтоб страна не узнала имени хотя бы еще одного авиатора- героя. Вот, к примеру, характерное для того времени сообщение в газете «Правда»:
'В ночь на 19 августа 1942 г. большая группа наших самолетов бомбардировала военно- промышленные объекты Кенигсберга, Данцига и Тильзита… При налете особенно отличились капитан Брусницын, старший лейтенант Гаранин, капитан Писарюк, Герой Советского Союза Молодчий, майор Ткаченко, капитан Несмашный и многие другие…'
И многие другие… Может быть, в их числе оказались и герои этой повести. В ней автору ничего не понадобилось придумывать. Не изменил он и имен героев подлинных событий, хотя понимал, конечно, как ограничивает этим полет собственной творческой фантазии. Но сердцем автор чувствовал и другое, а эта, очевидно, главное: рассказывая о героических деяниях своих друзей — авиаторов АДД, раскрывая духовную сущность людей реальных, выявляя истоки их высоких нравственных качеств, автор сможет показать, как богат смелыми, воистину мужественными людьми наш советский народ и как много среди нас неприметных героев.
Часть первая
Только к вечеру 15 августа 1941 года, когда их перебрасывали на «Дугласе» из-под Ленинграда в тот же тыловой город М, откуда они стартовали шесть дней назад, Георгий Молчанов увидел сообщение в газете об их налете на Берлин.
Облокотись на сумку с парашютом, Георгий то ли вслушивался в дребезжащий гул фюзеляжа, то ли разглядывал конусные головки заклепок на полу, часто-часто наклепанные, чтоб не скользили ноги по дюралю. В поле зрения попали кирзачи этого веселого парня — механика из экипажа «Дугласа». Увидев, что Молчанов не спит, парень протянул ему подшивку:
— Товарищ майор, вот «Правдочка», — крикнул, наклоняясь к уху, — здесь о вас пишут…
— А-а… Благодарю.
Еще не отойдя от своих мыслей и уже чуть удивляясь, Георгий увидел комплект газет, старательно подобранный, стиснутый по корешкам отполированными плексигласовыми пластинками. Взглянув на механика, спросил:
— Скажи мне, сержант… Тебе кто-нибудь поручал это вот так… ну, что ли, любовно сделать?
— Никак нет! — ответил механик. Сам все же зарделся: — Агитпроп по вдохновению, так сказать. Мое дело, как понимаете, товарищ майор, бортач…
— Понятно.
…В номере за первое августа его внимание привлекло короткое сообщение:
'31 июля И. В. Сталин имел вторую беседу с личным представителем президента Соединенных Штатов Америки г-на Франклина Д. Рузвельта — г-ном Гарри Гопкинсом. Беседа продолжалась два часа'. Сводку с фронтов он читать не стал. За последние пятнадцать дней августа немцы изрядно продвинулись на восток, и при всей лаконичности сводок Совинформбюро сердце обливалось кровью, когда голос диктора вещал, что 'после упорных и кровопролитных боев наши войска оставили города…'.
С каждым днем Молчанову становилось все очевидней, насколько глупо ждать свержения Гитлера в Германии (об этом люди с надеждой поговаривали в первые дни войны). И вообще, считал он, хватит надеяться на 'второй фронт'.
Перелистывая подшивку, Георгий улыбнулся: 'Ай молодец этот бортач!.. Каково: 'Агитпроп по вдохновению!' Кому бы пришло в голову на боевом самолете иметь подшивку газет? А он смекнул: самолет военно-транспортный, возит взад-вперед по двадцать человек, тут людям как раз и время почитать газету.
'Попытка налета немецких самолетов на Москву в ночь с 1 августа на 2 августа.
К городу прорвались 3–4 самолета. Сбито 2 самолета. Зажигательные бомбы и очаги пожаров в окрестностях столицы были быстро ликвидированы'.
Георгий пробормотал:
— Им теперь куда ближе к Москве, чем нам до Берлина.
Листая подшивку далее, увидел две фотографии: портрет молодого летчика, как ему показалось, совсем мальчика, и снимок сбитого им ночью самолета. Остатки фюзеляжа, взрывшего землю, задранный хвост со свастикой. Кругом обломки. Под снимками короткий текст:
'В. В. Талалихин, протаранивший в ночь с 6 на 7 августа немецкий бомбардировщик «Хейнкель- 111».
Тут же был помещен и Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Виктору Васильевичу Талалихину звания Героя Советского Союза.
'Ничего не скажешь, за дело парню!.. А-а вот оно! — обрадовался Георгий, увидев заголовок: 'Налет советских самолетов на Берлин'.
Он думал, что это об их налете, но с первой же строчки понял, что опередили их летчики- бомбардировщики Краснознаменного Балтийского флота, руководимые генералом Жаворонковым, под командованием командира полка Преображенского и штурмана Хохлова… В сообщении говорилось, что в ночь на восьмое августа 1941 года советские самолеты совершили первый налет на Берлин. В результате бомбовых ударов в городе возникли пожары, сопровождающиеся сильными взрывами.
— Ну что ж, должно быть сообщение и о нашем налете… Вот оно!
'Налет советских самолетов на район Берлина. В ночь с 10-го на 11 августа имел место новый налет советской авиации на район Берлина. Были сброшены зажигательные и фугасные бомбы большой силы. В Берлине наблюдались пожары и взрывы'.
Георгий перечитал снова и снова сообщение, подумал о его лаконичности, решил, что так, собственно, и надо, так звучит деловитей. В памяти его возникла совсем недавняя картина растревоженной фашистской столицы. 'Я бы добавил, — подумал он, — наблюдались пожары и взрывы… да еще какие!'
Чтение газеты пришлось вскоре прекратить: моторы вдруг стихли, самолет шел на посадку.
