Майор Молчанов взглянул в круглое окошко, увидел чуть откинутое назад крыло, за ним взволнованную, расчесанную вихрями от винтов высокую, сочную, не знавшую в тот год косы траву; увидел несколько громадных килей тяжелых кораблей ТБ-7, возвышавшихся среди длинного ряда приземистых, блестящих свежим лаком пикировщиков.
Самолет газанул сразу обоими двигателями, винты провернулись еще по инерции, и стало тихо. Механик, тот самый 'агитпроп по вдохновению', пробежал мимо и, открыв дверь, с грохотом спустил дюралевую лесенку:
— Прибыли в город N! — бойко крикнул он. — Товарищи, не забывайте свои пожитки и парашюты!
Георгий встал, взвалил на плечо парашютную сумку и направился к выходу.
К бараку летно-испытательной станции шли гуськом, с командиром эскадрильи Александром Курбаном во главе. Прежде всего надо было сдать парашюты.
За ужином Молчанова «схватили» молодые штурманы: 'Зайдите к нам, Георгий Павлович, расскажите, как там у вас все было'.
Хоть и настроен он был мрачновато, а пришлось согласиться.
Идти к общежитию молодых нужно было минут пятнадцать, и ему многое вспомнилось, начиная с того воскресенья 22 июня…
…Солнце уже высоко поднялось, и было жарко, когда Георгий вышел к шоссе, возвращаясь с ночной рыбалки, и увидел в клубах пыли танки. Их башни были прикрыты березовыми ветками, листья уже успели скрутиться и поблекнуть. Он крикнул лейтенанту, что возвышался над люком с флажком в руке:
— Что, маневры? И услышал в ответ:
— Какие там маневры… Война, брат.
Георгий сразу же бросился к своему начальнику в научно-испытательном институте генералу Стерлигову (под его командованием Молчанов воевал еще в финскую кампанию). Вместо ожидаемого внушения Борис Васильевич предложил ему сесть и сказал:
— Тут отчаянные головы, побросав испытательную работу, иницнативно формируются, намереваясь на чем придется улететь сегодня же на фронт. Я предупреждаю: никакой отсебятины. Такой штурман, как вы, должен быть в стратегической авиации.
— А где она, эта стратегическая, товарищ генерал?
— Не кипятитесь, будет.
Вот почему, в последующие дни, когда друзья с усмешкой спрашивали: 'Жора, где она, твоя 'стратегическая'?' — он отвечал, хоть и хмуро, но упрямо: 'Будет!'
Все же почувствовав, что ждать придется невесть сколько, Молчанов решил действовать на подхвате и оказался на правах штурмана-поверяющего в экипаже военно-транспортного самолета.
Первого июля они летели к месту боев на запад, в район Орши, имея на борту боеприпасы для 401-го истребительного полка Степана Павловича Супруна — известного летчика-испытателя, Героя Советского Союза, коллеги Молчанова по НИИ ВВС. И вот когда они уже подлетали к полевому аэродрому назначения, в их самолет Ли-2 угодил артиллерийский снаряд.
Летчик инстинктивно убрал газ. Высота не превышала тридцати метров, самолет сравнительно плавно снизился на рожь в тот момент, когда разрушилась и отлетела простреленная хвостовая часть.
Выбираясь наружу, летчики удивились, что целы, и увидели бегущих к ним бойцов с винтовками наперевес. Кричат, стреляют в воздух… Оказывается, приняли их за переодетых немцев. Но быстро разобрались и помогли к ночи доставить привезенные Супруну боеприпасы.
Ночевать экипажу пришлось в расположении 401-го полка. Была теплынь, спали прямо в лесу, в трех километрах от летного поля. В самый крепкий сон, чуть стало рассветать, какой-то техник, должно быть балагур, вдруг прокукарекал, громко захлопал руками, будто крыльями, и всех перебудил. Ворча и ругаясь, двинулись в сторону аэродрома… А через полчаса налетела девятка «юнкерсов». От той рощицы и полянки, где они только что спали, остались бурелом и взрытая земля.
— Везучий ты, Георгий Павлович, — сказал ему с теплой улыбкой Супрун, когда к вечеру второго июля потерпевшему экипажу Ли-2 представилась возможность улететь на другом самолете.
Через два дня Степан Павлович Супрун погиб в воздушном бою. А спустя некоторое время был посмертно награжден второй Золотой Звездой Героя.
Наконец 6 июля приказом НКО началось формирование 412-го дальнебомбардировочного полка тяжелых кораблей ТБ-7 (Пе-8). Георгий Молчанов был назначен штурманом этого полка и тут же выехал к месту формирования в тыловой город N.
Его порадовало, что помощником но штурманской службе он был назначен к опытному командиру полка Викторину Ивановичу Лебедеву. С боевыми свойствами корабля ТБ-7 Молчанов был знаком. Еще в 1938 году в НИИ ВВС были закончены госиспытания опытного ТБ-седьмого (при постройке он назывался АНТ-42). В акте о результатах этих испытаний говорилось: 'Самолет обладает большим, чем у современных истребителей, потолком; высокая маневренность на высотах 8000-10000 м обеспечивает прицельное бомбометание и хорошую защиту от огня зенитной артиллерии. Все эти качества делают самолет практически неуязвимым для современных средств нападения'.
Но на серийном ТБ-7 не оказалось центрального высотного наддува, и потолок самолета снизился на 2 тысячи метров. А установка на самолет новых, еще недостаточно освоенных дизель-моторов М-40 выявила ряд острейших проблем, которые надо было срочно решать.
На летном поле огромного авиазавода, как раз против главных ворот сборочного цеха стояли восемь почти готовых дальних четырехмоторных бомбардировщиков ТБ-7, и заводские специалисты днем и ночью работали на них, производя отладку дизелей и самолетных систем.
Авиазавод работал в три смены, а выпускал лишь по одному кораблю ТБ-7 в месяц. Основные же силы завода были переключены на выпуск новейших пикирующих бомбардировщиков Пе-2, и этих машин завод давал ежедневно три — пять готовых к бою. В возникшей обстановке иначе быть и не могло: война сразу же выявила жизненную необходимость дать воздушным силам тысячи пикировщиков, способных преграждать путь рвущимся на восток фашистским полчищам.
Георгий счел, что лучше, чем по книгам, сможет изучить свой самолет ТБ-7 непосредственно в цехах завода. Расспросив полковника Лебедева, он приступил к делу.
Начал с кузнечно-прессового цеха. Все здесь поражало воображение. И гидравлические прессы с усилием до 30 тысяч тонн, и кривошипные, в которых раскаленные поковки вмиг приобретали форму замысловатого узла. Здесь глухо пульсировала горизонтальная ковочная машина, бухал вертикальный молот. В цехе трудились пожилые рабочие. Помогали им мальчишки-'фабзайцы'.
В механическом цехе из поковок высоколегированной стали мало-помалу выявлялись узлы крепления крыльев, кронштейны управления, сочленения подмоторных рам. Куда ни глянь — станки. И фрезы будто без напряжения вгрызались в тусклые шершавые заготовки, оставляя за собой сверкающую синеватым отблеском поверхность. Когда рабочий, заметив на гимнастерке боевой орден Красного Знамени, удостоил Георгия взглядом, штурман осторожно спросил, что за деталь он фрезерует и с какими допусками обрабатывается ее рабочая поверхность. Мастер отвечал лаконично. Постояв немного, Георгий перешел к другому станку, к другой детали.
В конце концов, обойдя весь цех, он ощутил в себе некое подобие зависти к этим людям, со всей очевидностью сознающим важность создаваемого их умелыми руками.
Стапель сборки центральной части корабля — центроплана представлял собой трехэтажное ферменное сооружение на массивном бетонном основании. В одном из таких стапелей рабочие с помощью центрирующих штифтов и зажимов укрепляли точно на свои места все элементы будущего каркаса. Потом на готовый каркас «наживлялись» отштампованные до нужной кривизны и выпуклости, плотно прилегающие один к другому листы дюралевой обшивки.
Когда началась клепка, в цехе раздался такой отчаянный визг электродрелей, такой грохот пневмомолотков по резонирующему металлу, что и привычному к шуму авиатору захотелось заткнуть уши.
А люди на стапелях сверлами по копиру ловко пронзали металл под заклепки. За сверлильщиками шли клепальщики, в таких же заплатанных, вылинявших комбинезонах, в беретах, с молотками и поддержками в руках, и на месте пунктира из отверстий возникал пунктир чечевицеобразных заклепочных головок. Георгий
