и жемчужного.
— Не слышу никаких криков.
На самом деле кричала в голос его собственная душа. И тело тоже. Он ввязался в игру, где ему заведомо придется проиграть.
— Пожалуй, дам тебе что-нибудь от бессонницы.
— Нет уж. Я не пью лекарства без крайней необходимости.
— Я тоже, а в доме нет ничего, кроме аспирина, но я имел в виду шерри.
— Шерри — это хорошо. Ох, шея моя…
— Давай помассирую.
Еще одна страшная ошибка. Он массировал ей шею и плечи уверенными и заученными сто лет назад движениями, а все тело закаменело. Особенно некая его часть. Возбуждение волнами гуляло по жилам, и в какой-то момент, когда рыжие локоны скользнули по его запястьям, Рональд резко остановился.
Саманта поинтересовалась, не поворачивая головы:
— Почему ты остановился?
— Я… я подумал, что пора нести шерри…
Она медленно повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза, медленно прикоснулась кончиками пальцев к его губам. Тихий, странно задумчивый шепот…
— Шерри, говоришь…
Он не мог удержаться. Это его губы не могли удержаться. Они сами, независимо от него, целовали пальцы Саманты.
Кто из них еделал первое движение? Неважно. Возможно, оба, возможно, вообще никто. Просто пространство резко сжалось, и они обнялись. Губы к губам, грудь к груди, и вот уже Рон Грант не помнит о запретах, не хочет запретов, не знает запретов…
Ее руки у него на плечах. Пальцы скользят по волосам, сбегают по шее на плечи, гладят спину…
Тело Саманты выгибается в его руках, молит о близости, и уже нет сил сопротивляться этому призыву…
Ее пальцы торопливо рвут пуговицы на рубашке и с облегчением прикасаются к груди, гладят, ласкают, спускаются, все ниже…
Это было как удар молнии. Как ушат холодной воды. Пальцы Саманты замерли на шраме. Рональду показалось, что пальцы девушки разом окоченели.
Он вскочил, отвернулся, едва не теряя сознание от злости, возбуждения, отчаяния — всего сразу.
— Извини. Прости меня, Сэм.
Она выпрямилась в постели, красавица-русалка с зелеными глазами, разрумянившаяся и злая, как целый рой диких пчел.
— Извини? Какого черта, Рон? Ты уже в который раз делаешь это. Сначала целуешь без памяти, потом быстренько встаешь и говоришь «извини», как будто наступил мне на ногу.
Он отшатнулся от ее ярости, словно от пощечины.
— Ты заинтригована. Тобой движет простое любопытство, интерес к легенде о чудовище, которое живет в заброшенном Замке-на-Холме…
— Возможно, сначала так и было. Но только до тех пор, пока я с тобой не познакомилась!
— Я и есть чудовище. Отвратительный урод, прячущийся от света за каменными стенами… Монстр.
— Монстр, который спас мне жизнь. Чудовище, которое целует меня с истинной страстью, — и не смей говорить, что это не так! Я же чувствую! Рон!!! Дай мне шанс! Зажги свет, дай мне посмотреть на тебя. Я хочу видеть тебя!
— НЕТ!!!
— Сегодня утром ты предлагал мне переехать в замок. Сейчас ты хочешь просто выкинуть меня из своей жизни!
— Я хочу, чтобы ты переехала сюда. Хочу, чтобы ты была в безопасности. В том числе и от меня. Я больше не нарушу твой покой.
— Да, и ты больше не будешь целовать меня, хотя я знаю, что ты этого хочешь. Ты хочешь меня, Рональд Грант, но собираешься избегать встреч со мной любой ценой, так, что ли? В чем же дело? В тебе? Или в том, что ты до сих пор любишь Белинду Мейз?
— Это мое личное дело…
— Она мертва, Рональд. Белинда умерла. Она не вернется, как бы ты ни тосковал по ней…
— Дело не в Белинде.
— А а чем?
Он поступил, как последний трус. Молча повернулся и вышел.
Он спускался по широкой мраморной лестнице, чувствуя, что спускается прямиком в ад.
Саманту разбудил аромат кофе и звяканье посуды.
Дик Мортон невозмутимо накрывал на стол. Саманта восхищенно вздохнула. Могучую фигуру дворецкого обтягивал самый настоящий камзол.
— Дик, я сейчас умру. Я такого в жизни не видела.
— А я его надел второй раз в жизни. Захотелось красоты для красивой леди. Мэм, мне жаль вас будить, но инспектор Кристофер Болд звонил уже три раза. Я и так его посылал, и эдак, все вежливо, но доходчиво, однако он парнишка упрямый и желает поговорить с вами насчет аварии.
— Я скоро начну считать его родственником.
— Достал, да? Да уж, они такие, местные полицейские. Дотошные и упрямые, как ослы. Я ведь помню Криса Болда. Он маленько постарше меня, а родились мы с ним в одном городке, Гленнакорах, это милях в шестидесяти отсюда. Так вот, я был хулиганом, а он — уже констеблем. Мамашка мне его всегда в пример ставила.
— Дик, а который час?
— Половина одиннадцатого. Кофе, мадам?
— Мерси, сэ бьен, если я ничего не путаю. Что ж так поздно-то? Я встаю с рассветом…
— А тут у нас не поймешь, рассвет, не рассвет. Шторы я только поднял, вот вы и проснулись.
Саманта с наслаждением отпила глоток крепкого и ароматного кофе.
— А где Рональд… Доктор Грант? Спит?
— Вряд ли. Встал, как обычно, в семь, позавтракал, пошел в лабораторию.
— Должно быть, он работает над очень важной темой.
— Не знаю. Он мне, мисс Саманта, не рассказывает про работу ничего. Я вам принес на свой страх и риск фруктов, джема, тостов и ветчины, но кухарка сегодня здесь, так что можете заказать, чего хотите. В смысле, настоящий завтрак.
— Дик, вы хотите сказать, что ЭТО — не настоящий?
Дик Мортон снисходительно посмотрел на Саманту.
— Не для меня, во всяком случае. Я бывший полутяж. У нас на завтрак полагалось не меньше, чем фунт ветчины, по четыре яйца, бекон, чай с молоком, булочки и масло. Все остальное — это баловство одно.
Саманта искренне и с удовольствием рассмеялась. Дик ей очень нравился. Он был большой, крепкий и надежный.
Потом она посерьезнела и спросила:
— Дик, как вы думаете, мне стоит оставаться здесь жить на время работы?
Дик помолчал. Посмотрел в окно. Потом медленно заговорил.
— Когда вы только появились в Бен Блейре, людям стало любопытно, кто вы. Когда вы впервые приехали сюда, люди начали судачить. После сегодняшней ночи они начнут, уже начали перемывать вам кости и осуждать, сплетничать и клеймить позором. По-прежнему уже не будет никогда, Сэм. С другой стороны, раз док вас пригласил, значит, ему это надо.
— Дик, да я-то все еще не уверена, что справлюсь. И доктор Грант так и не объяснил, зачем ему это
