Текущий момент и другие пьесы

ТИШУКОВ. Да?

КАМИНСКИЙ. Ага.

ТИШУКОВ. Какая разница? Неважно, кто что кому писал. Важно, кто что сделал. А я сделаю здесь великую страну!

КАМИНСКИЙ. Про великую страну тоже я писал.

ТИШУКОВ. Слушай, ты чего такой смелый сегодня?

КАМИНСКИЙ. Так сон!..

ТИШУКОВ. Ты уверен?

КАМИНСКИЙ. Почти. Если проснусь в пыточной, значит, не сон.

ТИШУКОВ. Х-хе… М-да. (Пауза.) А я первое время просыпался тут и щипал себя: неужели правда?

КАМИНСКИЙ. И что?

ТИШУКОВ. Ну, что. Опять просыпался, снова щипал… Весь в синяках страной руководил… Оказалось: правда.

КАМИНСКИЙ. А я уснуть не могу. Вообще.

ТИШУКОВ. Как это?

КАМИНСКИЙ. Так. Не сплю, уже давно. «Макбет зарезал сон».

ТИШУКОВ. Кто? А-а, ну это…

КАМИНСКИЙ. Шекспир.

ТИШУКОВ. Да. Читал.

КАМИНСКИЙ. Не читали.

ТИШУКОВ. Ты знаешь что? — завязывай хамить. А то: сон, не сон, а прищемлю что-нибудь, будет больно.

КАМИНСКИЙ. Хорошо, хорошо… Не буду. (Про кальян.) Можно?

ТИШУКОВ. Нужно.

Каминский берет кальян, втягивает. И вдруг снова — глухой отчаянный стук, как ключом по обшивке. И гул глухих голосов, неразборчивый, но отчетливо слышный… Тишуков тихо стонет.

КАМИНСКИЙ. Зуб?

ТИШУКОВ. Причем тут!.. Ты что, не слышишь?

КАМИНСКИЙ (закрывая глаза). Слышу. Ветер.

Стук раздается снова и снова.

ТИШУКОВ. Да нет же, вот!

КАМИНСКИЙ. На поселении ветер гудел над крышей все время. Такая тоска! Наружу не выйдешь, все забыли… Замело — как не было тебя никогда! Лежишь, воешь тихонечко в тон… Какая демократия? Напиться и бабу. Хотят они урядника — чего мы лезем со своим Руссо? Жан-Жак, бля.

Стук.

ТИШУКОВ. Я не виноват!

КАМИНСКИЙ. А я вас не виню. Я никого не виню. Это надо было пережить. Это даже полезно пережить.

ТИШУКОВ. Все равно бы ничего не получилось! Никого бы не спасли.

КАМИНСКИЙ. Брашкович, дурак, повесился. Не мог потерпеть.

ТИШУКОВ. Я не виноват!

КАМИНСКИЙ. Да ладно. Никто не виноват. Забыли, забыли… Надо уснуть, вот что. Надо уснуть.

ШПРЕХШТАЛМЕЙСТЕР (появляясь, набирает в грудь воздух, но вовремя переходит на театральный шепот). Ан-тракт!

Глухой мерный стук и гул голосов. Занавес.

Второе действие

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Театр напоминает вам о необходимости выключить мобильные телефоны. (Проникновенно.) Тем более что все это — сон, а во сне не говорят по мобильным телефонам.

Тем временем в зале гаснет свет. Барабанная дробь с ударом по тарелке.

ШПРЕХШТАЛМЕЙСТЕР (появляясь в луче света). Сон-воспоминание! Часть вторая!

Сверху на Шпрехшталмейстера падает петля. Рывок — и он с криком и грохотом исчезает в темноте. Через пару секунд на сцене появляются ТОЛСТЫЙ и ДОЛГОВЯЗЫЙ. Они уже не в клоунском наряде, а в хороших костюмах. Долговязый деловито наматывает на локоть веревку.

ТОЛСТЫЙ (публике). А не фиг потому что вспоминать. Раз-вспоминались, меланхолию развели… Айда все вперед! С развалом страны покончено! Уходят в прошлое пресмыкание перед Западом и разгул олигархии! Россия встает с колен! Ну, в общем, вы в курсе. Ой…

На полу обнаруживается игрушечная нефтяная вышка.

ТОЛСТЫЙ. Вышечка! Нефтяная! (У кого-то из публики.) Не ваша? Ну все равно, уже моя. (Берет вышечку.) Так вот, я говорю, — Россия встает с колен! Или с коленей?

ДОЛГОВЯЗЫЙ. Без разницы. Главное, чтобы вставало.

ТОЛСТЫЙ. О, еще одна! (Спрашивает кого-то из публики.) Не возражаете? (Берет с пола вторую вышечку.)

ДОЛГОВЯЗЫЙ. Чего это она опять твоя?

ТОЛСТЫЙ. А я просто рядом оказался. Да ты не расстраивайся, ты вокруг пошарь — чай не Албания, всем хватит!

Долговязый смотрит вокруг себя, потом вдруг начинает принюхиваться.

ДОЛГОВЯЗЫЙ (радостно). Газом пахнет! (Уходит в правую кулису.)

ТОЛСТЫЙ. Так вот я и говорю: Россия успешно возрождается, противостоя распаду западной цивилизации как вечный хранитель. этой, блядь, как же ее? — нравственности! И этих еще, сука. духовных начал! (В публику.) У вас духовные начала где хранятся? У меня в оффшоре, под двенадцать процентов. Адресок дать? (Дождавшись согласия, показывает кукиш и радостно смеется.)