когда они…
— Что за письмо? Где письмо? — спросил Ландерс.
— Эти чертовы копы приехали, приволокли нас сюда… думаю, оно все еще у Роуз…
— Там были какие-то женщины, — сказал один из патрульных. — Не знаю, как Фини и Гомес, — привезли их тоже или нет.
— Так давайте узнаем, — кротко произнес Паллисер. Доусоны лишь мрачно глядели на остальных.
Женщин не забрали, только предупредили, поэтому на Кортес-стрит послали машину за Роуз Дарли, а также за женой Билла, которая помогала Роуз прибирать в доме, и миссис Доусон. С наказом привезти письмо.
Роуз вручила его Паллисеру:
— Едва я его прочла, так сразу поняла, что это он, негодный лоботряс… и показала его Чарли, а он…
— Да, да, — сказал Паллисер. Письмо было интересное, весьма интересное. Написано ужасными детскими каракулями на грязном листке дешевой бумаги, отправлено по почте. Четко проставленный штемпель, число — десятое февраля. Безо всякого приветствия автор обращался к Марион Дарли с отборными выражениями и советовал: «Ты старая крыса ни хади к нам дамой нам нинужна грязная старая карга ты нас раздражаиш ни хади или я тебя аднажды убью чиво ты заслуживаиш». Письмо было подписано «Твой друк Р. Доусон».
— Да уж, будь я проклят, — сказал Паллисер, когда они все по очереди его прочитали за дверью комнаты для допросов. — Занятней не придумаешь. Давайте сперва поговорим с Чарли и Роуз.
Супруги Дарли, с которыми разговаривали отдельно в другой комнате, несколько успокоились.
— Вы понимаете, что я хочу сказать, — начал Чарли. — Это совершенно точно…
— Мы понимаем, что вы хотите сказать. Где конкретно было письмо, миссис Дарли?
— В одном из этих пыльных старых журналов, оно просто выпало. Я их выносила из комнаты, оно и…
— Однако, мистер Дарли, — сказал Ландерс, — это письмо было отправлено почти полтора месяца назад. Как вы думаете, почему ваша мать о нем никому не рассказала? Мы вас спрашивали, были ли у нее с кем-нибудь неприятности, — вы бы вспомнили, если бы она что-нибудь говорила?
— Фу ты, — сказал Чарли, несколько смущенный. — Я… ну… пожалуй, это в самом деле выглядит странно, так ведь?…
— Она
— Нет, нет. Я… э-э… понимаете, факт тот, что ма, она не… она не очень хорошо читала. Я думаю, она в нем ничего не поняла. Должен признаться. Думаю, оно пришло… а ей никто никогда не писал… и она его вскрыла, да только навряд ли поняла, о чем там.
Они переглянулись.
— Понятно, — сказал Паллисер.
— Но чуть только я его разобрал, я…
— Но, мистер Дарли, — произнес Пигготт, — ваша мать хранила все те журналы… даже повздорила из-за них с мистером Фелкером. Если она так плохо умела читать, что не могла понять письмо, зачем же ей были журналы?
— Ох, фу-у, — сказал Чарли. Посмотрел на Роуз. Оба выглядели пристыженно: сами не очень большого ума, они, однако, стыдились неграмотного члена семьи.
— Она любила смотреть картинки, — ответила Роуз. — Вот и все. Просто листала и смотрела картинки.
Затем они поговорили с Доусонами. Рону еще не исполнилось восемнадцати, поэтому с ним, как положено, обращались аккуратно. К нему пригласили государственного адвоката, и протокол вела служащая в полиции женщина. От Фреда Доусона не добились ничего стоящего: он только бурчал, что старая карга вечно шлялась и что невелика потеря. Однако не составило особого труда разговорить Рона.
— Старая карга, — хмуро проговорил он, — вечно припрется, сидит смотрит наш телик, и обожала эти идиотские вестерны и интервью с разными шишками, а когда переключаешь канал, то поднимается крик: она, и отец, и ма орут друг на друга, — и пока они прекратят, все уже кончится! Мне надоела, до черта надоела эта старая дрянь, и отцу, и маме. Я написал то письмо, только она не прониклась… Я и решил — прибью ее немного, напугаю, может, тогда поймет, что я не шучу. Я не думал ее убивать, черт возьми, я просто…
Вот так вот. Мальчишка, слегка отстающий в развитии? Возможно; и в любом случае, вероятно, ничего особенного ему не грозит. Ему только семнадцать лет. Поболтается в колонии для несовершеннолетних, пока не исполнится восемнадцать, а там его условно освободят или вынесут какой- нибудь мягкий приговор.
По крайней мере, дело Дарли благополучно завершено.
— Бог мой, — сказал Паллисер, когда они вышли из комнаты для допросов. — Только за это! А мы-то грешили на импульсивного грабителя.
— Это вроде иллюстрации того, — серьезно произнес Хиггинс, — почему я не читаю детективных романов. В большинстве из них у каждого убийцы есть огромный, здоровый, жирный, значительный мотив — шантаж, или миллион долларов, или чертежи новейшей подводной лодки. Все это кажется неправдоподобным, как поработаешь в нашем отделе.
Пигготт молчал, возможно размышляя о дьяволе. И уже минуло шесть часов, они отправились по домам.
Существенно раньше Мендоза и Хакетт находились в отделе по борьбе с наркоманией, в кабинете Пэта Каллагана.
— Я подумал, вам будет интересно услышать и поприсутствовать на допросе, — говорил Каллаган, ростом даже выше Хакетта, с копной огненно-рыжих волос. — Мы организовали наблюдение за Родни и Смитом — если такова его истинная фамилия, — и некоторое время назад они кое-что купили у одного продавца наркотиков. Его мы уже знаем, держим на поводке — надеемся, что однажды выведет на поставщика.
— Что они купили? — спросил Мендоза.
— Марихуану. Двадцать сигарет. Мы прикинули, что остальные сидят у Эйлин дома, ждут, когда они принесут травку, чтобы начать веселиться. Там мы их и взяли. Ты говорил, Эйлин имеет отношение к одному из твоих трупов.
— Точно мы не знаем, — ответил Мендоза. — Может, и имеет.
Каллаган поднялся во весь свой огромный рост:
— Тогда пойдемте, ребята, поспрашиваем.
В комнате для допросов Мендоза с холодным удивлением и скрытым презрением оглядел маленькое собрание заблудших душ. Их было восемь. Эйлин, и Томми Смит, и еще шестеро: Каллаган должен знать их имена. Он говорил, что четверо из них употребляли наркотики и раньше, и их уже задерживали за хранение. Четыре парня, две девушки, с первого взгляда не разберешь, кто есть кто. Все они были грязные и запущенные, девушки с длинными засаленными волосами, такие же парни, двое — с баками. Мешковатая, замызганная одежда, голые ноги, угрюмые взгляды исподлобья. Эйлин была навеселе и в хорошем расположении духа; в двадцать один год она была из них самая старшая.
Каллаган открыл бал, спросив у Смита, покупал ли он что-нибудь у этого продавца раньше.
— Катитесь к черту, — сказал Томми. — Я ничего не скажу. Я не обязан. Вы знаете, что я не обязан.
— Какого черта, — добродушно сказала Эйлин, пьяно улыбаясь Каллагану. — К чему вся эта суета? Господи, всего лишь марихуана — ее скоро разрешат, от нее ничего никому не делается, ей-богу же…
— Это интересно, — сказал Каллаган. — Примерно в то время, когда забирали сих милых субчиков, Луис, я читал об этом самые последние сведения. Исследователь, занимающийся наркотиками двадцать лет. Он обнаружил, что даже марихуана вызывает изменения хромосом. Монголоиды в следующем поколении и прочее… Вы собирались немного повеселиться?
— Во-во, — ответила Эйлин. — Ничего такого, просто немного повеселиться. Какого черта? Но я не
