вашу игру. Что хочет господар Степко от девушки?
– Чего? – цирюльник ухмыльнулся. – Ну и глуп же ты, Шимо! Десять лет служишь Грегорианцу и не знаешь, зачем ему молодая девушка? А для чего и существуют молодые девушки?
– Да не может этого быть? – спросил Шимо, недоуменно поглядев на цирюльника.
– А почему бы нет?
– На здоровье! Недаром говорят: волк меняет шерсть, а не повадки. Все такой же бабник! Знаю, как не знать! Сколько раз мы с ним охотились за молодками! Порой и нам доставалось. Однажды обшарили целую гору в поисках батрачки и ее юнца-сына, но куда там! Птички улетели! Так с пустыми руками и вернулись! Бог знает, куда они задевались.
– Да ну? Вишь ты! Молодого Грегорианца? Ну-ка, расскажи! – спросил с любопытством цирюльник.
– Тсс! – прошипел Шимо, вскакивая. – Едут! Глядите! Вон со стороны Загреба поднялась пыль. Повозка. Они, наверняка они!
– В самом деле едут, – заметил цирюльник, подняв по-лисьи голову. – Теперь гляди в оба! Говори скорей, куда спрятаться, чтобы все видеть.
– Зайдите внутрь. Из кухни лестница на чердак. В крыше есть дыра, смотрите себе на здоровье.
– Хорошо. А ты обращайся с ними повежливей. С почтением, покорностью, чтобы ничего не заподозрили!
– Не беспокойтесь! Знаю я, как нужно. Не впервой. – И Шимо ухмыльнулся. – А сейчас ступайте, вон повозка уже недалеко от берега.
– Иду, иду! – бросил цирюльник и быстро юркнул внутрь, а Шимо с беспечным видом уселся перед хижиной.
В это мгновение снова закаркала ворона: кар! кар! Из гущи кустов ей отозвалась другая: кар! кар!
– Черт побери, что такое? – Шимо вздрогнул. – И чего эти дьявольские вороны раскаркались возле дома?
К противоположному берегу подъехала простая крестьянская телега, в ней сидели старик и девушка.
– Эй, паромщик! – закричал старый Арбанас.
Шимо лениво поднялся и неторопливо спустился к парому.
– Сейчас иду! – ответил он старику.
В тот же миг что-то зашумело в ивняке, видно, кто-то пробирался через кустарник. Зверь какой, что ли? Бог знает.
На телеге рядом со стариком сидела Дора.
Голова ее была укутана пестрым платком. Из-под платка едва виднелось бледное как мел лицо. Веки припухли, глаза, всегда такие живые и ясные, покраснели от слез, утратили блеск. Скрестив на груди руки, Дора неподвижно и безмолвно сидела рядом со старым Павлом, уставясь в пространство, и только время от времени, словно вспоминая о своем горе, вздыхала и на глазах ее снова проступали слезы. Старый Арбанас, погоняя лошадей, украдкой поглядывал на девушку. Вот он прищурил один глаз, другой, зашевелил усами. Старик сердился и жалел девушку. Телега съехала на паром. Девушке стало страшно, и она невольно схватилась за старика.
– Что ты, Дорица, не бойся! Ничего, ничего! Круто, но ты не бойся! Но-о, Серый! Слушай, Дорица, – продолжал Арбанас, когда паром двинулся через реку.
– Что, крестный? – спросила девушка вполголоса.
– Ну чего ты плачешь? Глаза у тебя полны росы, как трава на заре!
– Не могу сдержаться, крестный. Уж такое у меня сердце.
– Ну, ну, сердце, знаю, бедная моя, знаю, что злые люди тебя опорочили. Клянусь честью, все это ложь! Верно?
– Бог мне свидетель, верно.
– Я сразу так и подумал! Все зависть, проклятая зависть! Что будешь делать, коли так! При всем том лучше, что ты едешь со мной. Отец на тебя сердится, очень сердится.
– Ох! Даже не взглянул при отъезде! – Девушка снова горько заплакала.
– Не плачь. Будет тебе, будет! Даст бог, все развеется как дым. Я обо всем ему расскажу, мне-то он должен поверить. Арбанас никогда не лжет! И ты вернешься домой. Вернешься, клянусь честью! А тем временем преотлично поживешь у меня, не правда ли? И, ей-богу, пасти свиней тебе не придется, нет! Как же, еще чего недоставало. Будешь их есть, да, есть! Вот так-то!
Тем временем паром причалил к другому берегу Савы. Повозка съехала с парома на кучу хвороста.
– Подержи-ка, Дора, вожжи, пока достану деньги за перевоз.
Девушка взяла в руки вожжи, старик извлек кошелек, чтобы заплатить паромщику, который стоял рядом, прислонившись к телеге.
– Ну, Шимо, что нового? – спросил Арбанас паромщика.
– Хорошего мало, плохого много, – равнодушно ответил Шимо, косясь на Дору.
– Даст бог, будет лучше! Лето нынче выдалось ненастное. Туманы, дожди, беда! Перед нами кто-нибудь проехал, Шимо?
– Кто знает. Впрочем, да! Вспомнил сейчас. Какой-то монах за подаянием, потом два стекольщика
