– Чего рассказывать, вокруг посмотри. На дом, на баррио. А! Посмотри на людей. Они думают, сами себе хозяева, а всего-то пешки Карлито. Сделаны по его подобию. – Старик надвинул на глаза фуражку. – Лучше бы вам всем в море утопиться. А теперь проваливай, закрыто.
– Я только хотел...
– Проваливай, говорю! – Старик подтолкнул Минголлу к дверям. – Ты на меня тоску наводишь. – Хлопая костлявыми руками, он прогнал его прочь и захлопнул дверь.
От яркого солнца Минголла сощурился. На ступеньках, словно листья на слабом ветру, шевелились два человека. Минголла не чувствовал особого желания им помогать, но за этим занятием по крайней мере можно скоротать время. Один – бородатый блондин, одежду которого словно изваляли в саже, – сидел прислонясь к дверному косяку. Лицо его было разодрано, в царапины въелась грязь, длинные волосы спутались, а зрачки, несмотря на тень, сузились до размера булавочных головок так, словно жили своим внутренним сиянием. На коленях у него лежало мачете с разъеденным коричневыми пятнами лезвием. Приятель лежал рядом, повернувшись лицом к золоченым дверям. Минголла опустился на колени, приготовился работать, но вдруг встретился с голубыми глазами, разглядел дерзкий изгиб рта, слегка выпуклый лоб – Минголлу захлестнуло отчаяние.
– Джилби? – спросил он и, уже зная, что это Джилби, потряс армейца за плечо. – Я Минголла, старик! Эй, Джилби!
Джилби не сводил глаз с болячек на суставах своих поломанных пальцев.
Собрав всю свою силу, Минголла попытался восстановить его узоры; работая, он все время говорил, хотя почти не надеялся, что этот тухлый, полусгнивший дух можно как-то расшевелить.
– Ты чего, старик, – повторял он. – Помнишь Ферму... Фриско? Неужели забыл Фриско? – Он был в ужасе, словно ребенок, что складывает обломки дорогой вазы, которую сам и разбил.
Через несколько минут Джилби отозвался.
– Минголла, – удивленно проговорил он. – Я... – Он пнул локтем приятеля. – А это Джек.
Джек хмыкнул и оттолкнул руку Джилби. Тот как будто увял, потом опять встрепенулся.
– Знаешь, кто это? – спросил он, стукнув Джека по плечу. – Он... он знаменитый. Эй, Джек! Проснись!
Джек перекатился на другой бок и зажмурился от солнца. Лицо его наполовину скрывала густая черная борода, и все же – лисье, с четкими чертами – оно казалось знакомым.
– Он знаменитый, – повторил Джилби. – Скажи ему, Джек. Скажи ему, кто ты.
Джек поводил по лбу запястьем.
– Джек меня зовут, – неразборчиво проговорил он.
– Ты че, старик! – не отставал Джилби. – Этот парень... Черт! Скажи ему, Джек!
– Какая разница, – вмешался Минголла.
– Я, – Джек сдавил голову, словно пытаясь утихомирить мысли, – я певец.
– Во, во! – подтвердил Джилби. – Точно. Ты должен помнить, Минголла. Бродяга.
Минголла недоверчиво смотрел на нового знакомого, и постепенно сквозь грязь и бороду в нем проступили черты Джека Леско.
– Как тебя сюда занесло?
Джек перекатился лицом к двери.
– Хреново ему, – сказал Джилби. – Но это он, точно.
– Я вижу. – Минголла поднялся, он вдруг почувствовал, что устал. – Пошли со мной. Найду для тебя койку. – Он выдернул из уха Джилби передатчик.
– Не зна..., – проговорил Джилби, – мы вообще-то...
– Все в порядке... Под мою ответственность.
Джилби дернул Джека за рубашку:
– Пошли, старик.
– Оставь его.
– Как я его оставлю, старик, ты чо? – В голосе Джилби мелькнула былая сварливость. – Мы ж с ним повязаны.
– Ладно.
Минголла поработал с Джеком и кое-как заставил его подняться. Он был ниже, чем казался с экрана телевизора, одет в такой же грязный хлам, как и Джилби, в левой руке лом. Прижавшиеся друг к другу, в этом своем тряпье, они походили на зомби, которым уже пора обратно. Мертвецы с голубыми глазами.
Они проволоклись, наступая Минголле на пятки, через всю парковку, затем по пустой улице, мимо магазинов, мясных лавок и булочных. На фресках пироги в ореоле цветов, стаканчики мороженого в окружении вспыхивающих звезд, бананы в венках из нотных знаков. Скрученные гнездышки человеческого дерьма обозначали путь, которым прошли армии.
Джилби подтянулся и теперь ковылял рядом с Минголлой, заглядывая ему в лицо.
– Что с тобой стряслось, старик? – спросил он.
– Ты про Фриско?
