Уилленами.
Он отпустил ее руку, но взгляда не отвел. Она предпочла бы пропустить слова старика мимо ушей, однако они подтверждали присутствие связи между нею и драконом, связи, которую она ощущала на протяжении всей своей жизни.
— А кто такие филии? — спросила Кэтрин вместо ответа.
— Безвредные создания, — фыркнул Молдри. — Заняты исключительно спариванием и препирательством по всяким пустякам. Если бы они не служили Гриаулю, не избавляли его от паразитов, от них и вовсе не было бы толку. Недостатков у них в избытке, но есть и достоинства. — Старик переступил с ноги на ногу и постучал тростью по полу пещеры. — Ты скоро их увидишь. Ну что, идем?
Настороженно, не выпуская из руки крюк, Кэтрин последовала за Молдри в отверстие в дальней стене пещеры, за которым начинался узкий извилистый проход, освещенный пульсирующим золотистым сиянием, исходившим от плоти Гриауля. Как объяснил Молдри, это светилась драконья кровь; когда она пребывала в неподвижном состоянии, ее свечение меняло яркость из-за химических процессов. Во всяком случае, так полагал старый капитан, к которому вернулось прежнее добродушие. Он рассказал Кэтрин, что командовал грузовым судном, совершавшим рейсы из Порт-Шантея на Жемчужные острова и обратно.
— Мы перевозили скот, плоды хлебного дерева, китовый жир — словом, все что угодно. Скучать не приходилось, но служба была тяжелая, а когда я вышел в отставку… Что ж, жены у меня никогда не было, зато свободного времени стало хоть отбавляй. Я решил отдохнуть, поездить по свету, а больше всего мне хотелось поглядеть на Гриауля. Я слыхал, будто он первое чудо света. Так оно и оказалось. Я был поражен, оглушен, потрясен не могу подобрать слов. Он был истинным чудом, венцом творения. Люди советовали мне держаться подальше от пасти и оказались правы. Но я не слушал советов. Однажды вечером я прогуливался по губе, и тут на меня напали двое добытчиков чешуи. Они избили меня, ограбили и оставили лежать, посчитав мертвым. Да я бы и умер, если бы не филии. — Молдри прицокнул языком. — Сдается мне, тебе полезно будет узнать о том, откуда они взялись, чтобы ты была готова к встрече с ними — а самообладание наверняка понадобится. На вид они не слишком-то привлекательны. — Старик искоса посмотрел на Кэтрин, прошел с десяток шагов и спросил: — Ты что, не собираешься упрашивать, чтобы я продолжил?
— Мне показалось, вы не нуждаетесь в подбадривании, — сказала девушка.
Он хмыкнул и одобрительно кивнул:
— Умница. — И замолчал.
Сутулый, со склоненной головой, он напоминал старую черепаху, которая научилась ходить на двух ногах.
— Ну? — не выдержала Кэтрин.
— Я знал, что ты не выдержишь, — произнес Молдри и подмигнул ей. Сначала они привели меня в замешательство. Но если бы мне было известно, кто они такие, думаю, я пришел бы в ужас. В колонии пять-шесть сотен филиев. Их численность ограничивается детской смертностью и прочими обстоятельствами. В большинстве своем они являются потомками дебила по имени Фили, который забрался в пасть Гриауля добрую тысячу лет назад. По всей видимости, он расхаживал поблизости, когда из пасти начали вылетать стаи птиц и рои насекомых. Заметь, не отдельные птицы или жучки, а целые стаи. Естественно, Фили перепугался. Он был уверен, что животные спасаются бегством от какого-то страшного зверя, и тоже попытался удрать. Но мозгов в его голове было настолько мало, что вместо того, чтобы бежать наружу, он кинулся внутрь и спрятался в кустах. Он просидел в них чуть ли не день напролет, а зверь все не показывался. Единственным признаком неведомой опасности был глухой стук, который раздавался из недр дракона. Наконец любопытство пересилило страх, и Фили пролез в горло. — Молдри откашлялся и сплюнул. — Там он почувствовал себя в безопасности, во всяком случае, в большей безопасности, чем снаружи. Это чувство, спорю на что угодно, ему внушил Гриауль. Ему нужно было, чтобы кто-то поселился внутри него и разобрался бы с паразитами, вот он и завлек Фили. А тот первым делом привел в свое убежище сумасшедшую из Теочинте, а впоследствии к ним присоединились и другие чокнутые. Кроме меня, среди них не было и нет ни единого здравомыслящего человека. Кстати говоря, в том, что касается здравомыслия, они отъявленные шовинисты. Но разумеется, они должны были подчиниться Гриаулю, а потому беспрекословно приняли меня. Он знал, что тебе будет нужен кто-нибудь, с кем ты сможешь поговорить. — Старик ткнул тростью в стену прохода. — Так что теперь это мой дом, моя истина и моя любовь. Жить здесь — значит преображаться.
— Как-то не верится, — проговорила Кэтрин.
— Да? Уж кому, как не тебе, разбираться в его добродетелях, в его достоинствах! Нет защиты прочнее той, чем предлагает он, нет понимания точнее того, каким он наделяет!
— Вас послушать, так он Бог.
Молдри остановился. На лице его вдоль многочисленных морщин залегли тени. В золотистом сиянии он выглядел дряхлым старцем.
— А что, ты думаешь иначе? — справился он с ноткой раздражения в голосе. — И кто же тогда, по- твоему, Гриауль?
Десять минут спустя они достигли пещеры, куда более внушительной по своим размерам, нежели предыдущая. Овальной формы, она походила на яйцо, которое поставили на тупой конец, примерно ста пятидесяти футов высотой и чуть больше половины этой величины в диаметре. В пещере, как и в проходе, мерцал золотистый свет, но тут его пульсация сделалась упорядоченное и насыщеннее, меняясь от тусклого блеска до ослепительного полуденного сияния. Две трети одной из стен пещеры, считая сверху вниз, занимали плотные ряды крохотных лачуг, нависавших над полом под самыми разными углами; в расположении их не было и следа аккуратности, присущей пчелиным сотам, однако чем-то они все же напоминали внутренность улья, обустроенного разве что хмельными пчелами. Дверные проемы были занавешены шторами, к косякам крепились канаты, веревочные лестницы и привязанные к тем же канатам корзины, которые, очевидно, использовались в качестве подъемников. Некоторые из них как раз находились в движении: их поднимали или опускали мужчины и женщины, одетые примерно так же, как и Молдри. Кэтрин припомнила картину, на которой были изображены трущобы на крышах зданий Порт-Шантея. Но даже они, хотя и свидетельствовали о бедности и отчаянии, не пробуждали в стороннем наблюдателе чувства отвращения, ибо в них не ощущалось столь отчетливо убогости и вырождения. Нижняя треть пещеры, в которую выводил проход, — ее пол и склоны — была устлана разноцветным ковром из обрывков шелка, атласа и прочих дорогих тканей; по нему бесцельно бродили люди, человек семьдесят или восемьдесят. Посередине пещеры ковер неожиданно обрывался, там зияло отверстие, сквозь которое, наверное, можно было проникнуть еще глубже в тело дракона. Из этого отверстия высовывались трубы; позднее Молдри объяснил, что они служат для сброса отходов в полость в теле дракона, заполненную кислотой, которая когда-то помогала Гриаулю выдыхать огонь. Свод пещеры был затянут туманом, той же белесой пеленой, какую испускали бугорки, увиденные Кэтрин при входе в драконье горло. Чуть ниже, то залетая в туман, то выныривая из него, кружили птицы с черными крыльями и красными полосками на головах. Сладковато пахло гнилью; Кэтрин слышала характерное журчание воды.
— Ну, — осведомился Молдри, обводя тростью пещеру, — нравится тебе наш приют?
Филии уже заметили их и приближались маленькими группками, останавливаясь, принимаясь оживленно шептаться, потом возобновляя движение, — словом, вели себя точь-в-точь как любопытствующие дикари. Хотя никто не давал никакого сигнала, из-за штор на дверях показались головы крохотные фигурки устремились вниз по веревкам, полезли в корзины, поползли букашками по лестницам. Сотни человечков ринулись к Кэтрин, и она невольно подумала о потревоженном муравейнике. Как ни странно, с первого взгляда у нее сложилось впечатление, что они и впрямь смахивают на муравьев: худые, бледные, сутулые, почти все без волос, с покатыми лбами, водянистыми глазами и пухлыми губами. В своем рванье из шелка и атласа они походили на недоразвитых детей, маленьких уродцев. Задние напирали на передних, и Кэтрин, приведенная в смятение их вниманием, начала, несмотря на уговоры Молдри, отступать к проходу. Молдри повернулся к филиям, взмахнул тростью, словно жезлом, и воскликнул:
— Она с нами! Он наконец-то привел ее к нам! Она с нами!
Услышав его слова, филии в передних рядах вскинули головы и счастливо засмеялись; смех сопровождался завываниями, которые становились все громче по мере того, как золотистое свечение усиливалось. Другие подняли руки, вывернув их ладонями наружу, потом крепко прижали к груди, а затем
