Код не забыл, забыл какой её звонок. Она открыла дверь, дебильно улыбаясь. Как я соскучился по этой улыбке!
На полу был новый раздражающий узором взор линолеум, на стенах в коридоре новые модные тёмные обои. Когда я снимал свою (вернее не свою, а братцеву) дорогую кожанку, и она предложила её сдать, я уже без визуализации понял, что телевизора, центра, дисков, мобилы и многих шмоток здесь уже нет. В зале было пусто без него, и я, усмехнувшись, сказал, что пожалуй это единственно правильное решение, которое, ты, дчнка, приняла в жизни — сдать телевизор! Прошли на кухню, закуривая мои сигареты. Начала по- деловому, без предисловий:
— Сейчас всё принесут, надо только за машинками, сходишь?
Всё было как в старые добрые времена: я обувался у порога, а она стояла, облокотившись, в дверном проёме. Сердце моё сжалось.
— Ты с ним живёшь, с таксистом? — голос мой звучал совсем отрешённо.
— Нет…
— А с кем? — вопрос оказался точным.
— Ну… — на мгновенье на её лице скользнула её улыбочка, — так… с молодым человеком…
— Дрянь… — шёпотом сказал я, уже выходя.
У подъезда я встретил Кротковича — «Как только ты её бросил, она совсем сторчалась» — «Я?! С кем она живёт?» — «С Пашей» — «Кто это?» — «Нарик вон из того дома» — «Это он может сейчас заявиться?» — «Не бойся: его сажают в кутузку — лет на пять» — «За наркоту?» — «Не только — он угонял тачки». Такая вот информация…
Вскоре появился и он сам — приземистый, стриженый бобриком, весь такой обычный и примирённый — сразу видно, что человек сидел или нарик, или, как это чаще всего бывает, и то и другое. С ним пришли ещё три чувачка, мы зачем-то познакомились, отварили на кухне и вмазались. Они, видите ли, сдали очередную куртку, «угостили» Пашу с Зельцером, а мне, соответственно, досталось совсем мало, чем я был не очень доволен. И вообще возник очень нехороший казус с баяном — вернее, не возник — она сказала: «Моим вмажешься, не выёбывайся!» — я дрожащим полушёпотом (с боязнью, что сейчас она вспылит, разозлится и откажет мне
Больше меня конечно интересовало другое. Или то, что он касался её талии, ее жопы, а она кроме прочего лепетала как молитву «…ты же тут хозяин…», «…скоро поженимся» и «…хоть бы год дали…»!! Блять, схватить нож и выпустить ей кишки, раскромсать ее недовольную довольную рожицу!.. И этому убогому всодить по самую рукоять! —
Потом они взяли ещё, долго варили и распределяли — я очень ждал, надеялся и верил, но мне не причиталось вообще. Гости резко срулили, я тоже засобирался, тем более, что времени было уже около одиннадцати (!) — а в такой час не вот отсюда уедешь.
Надевая рюкзачок, я всё-таки запнулся — достал из него книжку и принёс на кухню показать ей. Что- то вроде удивления и возмущения попыталась изобразить она, когда увидела на задней стороне обложки сделанные ею — здесь же, на этой кухне! — фотки, в том числе свою. Позвала Пашу, сказала, что «вот Лёша написал». Они раскрыли книжку в начале и с большой сосредоточенностью и азартом прочли несколько слов — вслух, вместе, чуть ли не наперебой, но… по слогам. «А про меня здесь есть рассказ?» — детским голоском пропищала Зельцер, дрожащими лапками листая оглавление. «Вот, это рассказ про меня», — похвалилась она своему полусуженому (я даже на полсекунды испугался, что «он сейчас прочтёт и всё узнает»!), но он уже потерял интерес, а через секунду и она и уже протягивала мне книжку — ненужный, бесполезный, беспонтовый предмет.
Единственный, кто не прочитал мой уж давно надоевший всем роман, это она, Элька. Вот она какая — сидит, смотрит, и взгляд её затуманен. «Я и так всё знаю, хуль мне читать!» — говорит она с бахвальством, явно намекая, что это
Они пошли в магазин, а заодно и меня проводить. Было темно и холодно, мы стояли на остановке, а автобус не ехал. Меня всего ломало — мне представлялось, что вот
И вот мы уже сидели в тепле, в тесноте и не в обиде, пили водочку и разговаривали о жизни в местах не столь отдалённых. Зельцер только хряпала водочку да себе под нос причитала: «Ну хоть бы год дали, хоть бы…», Паша относился
Они, не стесняясь, попытались обняться и продемонстрировать публике ещё кое-что из своих отвратительных телячьих нежностей, но я подумал, что если бы сейчас у меня и была возможность, я бы не смог проявить к ней никакой нежности, а поступил бы с ней максимально грубо и грязно, и они прекратили.
Сколь мы не растягивали водочку, но она закончилась и пришла пора ложиться спать. Мне они притащили выдвижную штуковину от
Несмотря на то, что постелька и действительно оказалась удобной («Ты мягко стелешь, / да жёстко мне спать — / ты так красиво умеешь лгать…» — я всё же по-прежнему долбопоклонник «Беллбоя»!), я долго не мог заснуть. Хотел было подрочить, но было явно не до этого. Ничего не было слышно, но я знал точно, что в последний день они должны хорошо закрепить свои отношения. Просто в первой позиции, подумал я, он ведь нормальный чувак — сделал своё дело пару раз и на боковую. Через час он зашёл в сортир и очень мощно поссал, следом за ним она — физиология, что вы хотите! У неё гепатит,
