подпишешься на поход. Едрическая сила, надеюсь, твоя эльфийка оклемается!
Я начал рассовывать подарки по собственным карманам, с особой осторожностью спрятав запаянную стекляшку с
Если только эльфы играют в карты.
И если…
Заталкивая в карман кожаный футляр с карточной колодой, я наткнулся на липкую от крови бумагу и выругался.
– Гритт, письмо дедушке!
Джабар, уже занесший ногу над сходнями, обернулся:
– Важное?
– Слезное! Прошу восстановить меня в профсоюзе. Приношу извинения.
– Называешь себя дурнем?
– Примерно. Набросал сегодня в твоей келье.
Он вздрогнул:
– Э-э, на моей бумаге? Моими чернилами?
Я оторопел. Какой странный переход от редкостной щедрости к скаредности и скопидомству!
– Ну да, еще и пером, которое ты лично выдернул из гусиной задницы. А что? Что тут такого?
Он замялся.
– Да ничего. Демоны, давай его сюда. Давай-давай, я сам его отправлю. – Он буквально вырвал письмо из моей руки. – Перепишу честь по чести и отправлю. Бывай! И да хранит тебя… Ну, если веришь во всю эту ерунду… Бывай! И, это, коли будешь в Хараште – забредай на огонек. – Он просиял улыбкой, соскочил на пирс и припустил бегом.
Я подумал о том, что буду делать, если она умрет. Мне придется отдать долг чести: я пойду за этим принцем, куда он скажет, потому что это было и ее дело тоже. А потом вернусь в Харашту и расправлюсь с Охотниками. Как-то так.
Стоя за штурвалом, Мокли отдал команду, и коротышки отпихнулись от причала тупыми концами багров. Раздался громкий плеск, палуба вздрогнула: без пыхтения и скрежета заработали колеса, вспенивая масляную воду.
Внезапно я услышал перестук копыт: на пирс вылетела черная, увешанная фонарями лакированная коляска, запряженная парой лошадей (да не смутит вас такая подробность, часто в коляски и кареты впрягали ездовых огров – дорого, престижно, вдобавок некоторые огры умели развлекать седоков песнями). Коляска протарахтела мимо Джабара, едва не спихнув его в воду. Кучер остановил ее возле тумбы.
Гритт, новые враги? Или кто-то из старых? Ничего, бот уже отошел на десять ярдов, перепрыгнуть не успеют.
Из коляски, немало меня удивив, выскочил Сквирелл Бло, синдик первой ступени, и по совместительству – главный заморыш Синдиката. Он был в золотистой ночной рубахе с отороченными мехом рукавами. Мой бог! Он так торопился, что не снял сеточку для волос! Вытянув тощую шею, он нашел меня взглядом и простер руки, будто собирался топиться от несчастной любви.
– Фа… Фа… Фаратик Джорсье! Именем Синдиката требую остановиться! Остановитесь, иначе вас казнят! Мы применим силу, Франтик Джорасье! Вернитесь, я требую… настаиваю… умоляю!
Я всмотрелся в его маленькое хищное лицо и понял, что он испуган, ужасно испуган. Испуган до визга, до смерти, до мозга костей.
Так… Я поглубже вздохнул.
Что происходит? Теперь мои эльфы понадобились и Синдикату. Да что же это? Чем они так ценны? Гритт, самое смешное, что и я, Фатик Джарси, понятия об этом не имею, продолжая играть втемную, по эльфийским правилам.
– Остановитесь, Фонтик Джавизье! Заклинаю!
Я молча показал ему неприличный жест и застыл в этой позе, ибо из черноты коляски высунулся крючковатый подбородок. Митризен! О, черт! Да он как клещ, в самом деле! А где же его орги? Неужто полегли в драке?
Моя Денежка не проронил и слова, он, мне кажется, даже не смотрел на меня. Он… он смотрел на восходящую луну, и я вдруг ощутил, почти увидел тонкую хрустальную нить, протянувшуюся от бота к покалеченному эльфу. Гритт, а ведь он слышал… нет, впитывал сейчас то, что творил с Виджи принц.
Древняя волшба? Плевать тысячу раз, что, только спаси ее, эльфийская морда!
Сквирелл Бло, разумеется, слышал одного себя. Верно истолковав мой жест, он начал взывать к коротышкам, дабы они развернули судно. На счастье, Посыльную Гильдию патронировал другой синдик, а если бы коротышки все же вздумали развернуться, я бы предъявил им два стальных, остро заточенных аргумента против этой затеи.
Синдик продолжал верещать. Он сулил мне навозные кучи золота, небо в алмазах, сотни девственниц в личный гарем и тысячи безумных казней одновременно. Наконец до него дошло, что дело пахнет тухлой крысой, и он начал осыпать меня проклятиями.
– От морского ветра случается горячка! – крикнул я, в то время как его фигура отдалялась. Карликов самоход набирал скорость: колеса, шумно вращаясь, обдавали меня брызгами.
Хрустальная нить оборвалась со звоном.
И тут Моя Денежка, король всех заимодавцев Харашты, выпрямился в коляске во весь свой малый, почти карликовый рост, простер руки-ветви к луне и пронзительно завыл.
Тоскливый вой Митризена продрал меня до костей. Казалось, воздух в легких заимодавца никогда не кончится. Он бесконечно тянул тоскливую плачущую ноту. Затем прервался, и что-то приказал синдику.
Сквирелл Бло, похожий на мелкого жука-бронзовика в своей ночнушке, забрался в коляску, та развернулась и куда-то укатила. Ну нет, они не успеют поднять цепи – портом заведует другой синдик. Пока они договорятся, мы покинем гавань. И никто кроме коротышек в здравом уме не решится выйти из гавани прямо в руки пиратов. А за городом – ищи нас свищи. Мы можем отправиться на запад или на восток, пристать к любому из прибрежных поселений. Слишком много людей понадобится, чтобы нас изловить.
Хотя… Митризен или Фрей при наличии денег могут забросить сети… А в их желании нас изловить я не могу усомниться.
Гритт, оставим.
Я оглянулся в поисках Олника. Где этот прожорливый клоп? Он не пошел со мной в трюм, знал, что от его чихов помощи будет немного. Поди найди его среди тюков. Наверняка уже где-нибудь спит или тайком крадет еду на камбузе. Что ему до эльфийки?
(С другой стороны – что он эльфийке? М-да…)
В душе у меня было беспросветно.
Принц с диковинным именем вдруг возник из полумрака. Он плыл над палубой, будто тень. И выглядел примерно так же. Глаза и щеки ввалились, нос заострился. В свете полной луны он казался отощавшим вампиром. Ну да, вампирам самое время для прогулки: они же встают из гроба только по ночам.
Он взглянул в сторону пристани, усмехнулся краем рта и кивнул – кивнул совершенно удовлетворенно, даже – самодовольно, и несколько кичливо. Затем показал мне стрелу, зажатую в кулаке.
У меня перехватило дыхание.
– Она?..
Принц сделал неясный жест, при этом уголки его губ опустились. Покачал стрелу на ладони и швырнул в воду. Бросил на меня странный, угрюмый взгляд. Он словно обвинял меня в чем-то.
–