Почему я не говорю по-эльфийски?
Я заметил, что он в одной сорочке, заляпанной кровью.
– Я выкупил. Сделал жест. Бог-ужасный, что я сделал! Мои молитвы до свидания.
Он взглянул на меня так, будто в этом самом
Я не потребовал перевода. Я знал, что он не скажет.
– Она жива… и будет жить?
– Воистину так.
Клещи вокруг моего сердца разжались.
– Не вполне долго.
– Что? Что значит – не вполне долго? Поясни!
Он вытянул лицо в угрюмую гримасу.
– Сбереги дыхание. Не вечно. Так.
Не вечно? То есть, она перестала быть бессмертной?
– Проклятие! Объясни!
–
С его лица на меня внимательно смотрели глаза старика. Мне расхотелось продолжать допрос. Все равно не скажет.
– Я хочу ее видеть.
Он молча развернулся и зашагал между тюков, пошатываясь, будто пьяный.
Она лежала на спине, укрытая под подбородок парусиной, повернув голову так, что из-под тусклых волос обнажилось острое ухо. Спала. Круги под глазами и горестные складки у рта, но выражение лица безмятежное, как у ребенка.
Мне захотелось стиснуть ее ладонь в своей руке, передать свое тепло и силу хрупкому телу. Я протянул руку, чтобы убрать со щеки выцветшую прядку, но принц стремительно сжал мое запястье.
–
Голос ожесточенный, словно я вместе с прядкой намеревался прихватить девичью непорочность или что-то подобное, гм, тот самый
Принц загородил Виджи, глядя на меня исподлобья.
– Я млею от мысли и злобен!
Я рыкнул негромко, но не стал спорить – лечит тот, кто умеет. А кто не умеет – тот не должен мешать.
– Хорошо. Я скажу коротышкам, чтобы принесли воды и пищи.
–
Это прозвучало в мою спину как проклятие.
Вскоре мы проплыли мимо сторожевых башен гавани – массивных и коренастых, готовых метать каменные ядра катапульт в пиратов Кроуба. Это все, что осталось у города для защиты со стороны моря после того, как пираты сожгли хараштийские боевые галеры, коварно (о да, на это они мастера!) подобравшись к ним вплотную. Говорят, они подкупили… Черт, забудем. Теперь это не мои заботы.
Нам подмигнули чуть видным огоньком. Мокли отдал команду, и фонарь на носу бота погасили. Впрочем, это была лишняя предосторожность – горизонт затянула белесая мгла. Пираты, конечно, ошивались поблизости, но верткий самоход коротышек был готов в любой момент прижаться к берегу.
Мы двигались удивительно плавно. Наверняка, мягкость хода обеспечивал и штиль – бот совсем не раскачивало. Это было хорошо. Это было очень хорошо… для раненой.
Ночной город сверкал и переливался за спиной грудой огней в камине. Где-то там, в одной из лавок, ночевал мой топор. Он был единственной вещью, о которой я жалел, покидая Харашту.
Раздобыв пресной воды, я кое-как отмылся у шпигата и выстирал одежду. Мне предложили поесть, но я отказался. Никакого аппетита в… м-м-м, подвешенном состоянии. Что удивительно – даже выпить не хочется. Впрочем, коротышки не предлагали ничего кроме воды.
Мокли подходил дважды с вопросами про опасного гнома. Я только пожимал плечами. Ну откуда ж я знаю! Наверное, прыгнул за борт, поганец, с утра мается дурным настроением, или аист унес – домой, к родителям.
Я начал уже выбирать место для того, чтобы прикорнуть, как друг кто-то дернул меня за рукав.
– Фатик! Эй, эй, Фатик!
– Олник? Паршивец, ты где был, чем занимался?
Мой старый товарищ придерживал штаны рукой. Его лицо было мокрым, волосы слиплись, глаза блестели неестественно ярко.
– Не знаешь, где можно украсть веревочку?
– Тебе зачем?
– Я порвал свой пояс, нечем подвязаться. А на тюках очень толстые канаты…
– Будь я проклят! Ты что, собирался повеситься?
Он набрал воздуха в грудь.
– Поклянись, что никому не расскажешь!
– Да чтоб меня разорвало. Клянусь, никому не расскажу о том, что ты собрался вешаться на самоходе карликов.
– Я… ухх! Я узнал их страшную тайну!
– Это что-то насчет цвета их белья?
Гном был настолько взволнован, что ни разу не обиделся на подначки. Он пугливо огляделся, но коротышек поблизости не было. К тому же мы стояли у самого щита, что закрывал палубу от брызг колеса. Плеск воды отлично заглушал звуки речи.
– Короче, раз уж я оказался на самоходе, я решил помереть, но вызнать их секрет! Сунулся туда, сунулся сюда – везде закрыто, не пролезешь. Ох уж эти змеюшки,
– Они разнервничались, когда узнали, что повезут гнома. Они посчитали тебя опасным.
– И правильно! Правильно!.. Так вот, тогда я решил: не изнутри, так снаружи, не мытьем, так катаньем! Не может быть такого, чтоб не отыскалось щелочки, в которую можно подсмотреть, эркешш махандарр!
– Гм, это прямо как тот случай на бульваре Веселых Монашек… Я тогда едва тебя отбил.
– Ай, – он махнул рукой и подхватил сползшие было штаны. – Я обследовал эту лоханку, облазил сверху донизу; ведь не может так быть, чтобы не было ма-а-ахонькой щелочки…
– Переходи сразу к делу.
– Так вот, есть такая щелочка! Посредине борта идет ряд отдушин! Они узкие, издалека не видны, да и вблизи не очень… И вот, я привязал пояс к тюку и свесился на нем за борт!
– Гм… Не стану напоминать о том, что шпионить в гостях – последнее дело.
– Ай, пустое! Ты слушай, что я увидел! Два года карлики пудрили нам мозги этим самоходом! Мы, гномы, пытались повторить этот трюк! Что в итоге? Взрывы, трупы! Ох, негодяи! Нет там никакой магии. Нет хитроумного механизма! Знаешь, что двигает этот самоход? Два горизонтальных тягловых колеса! Через цепную передачу, которую изобрели мы, гномы, они дают обороты внешним колесам! А знаешь, кто крутит эти колеса? Сорок проклятых, голых по пояс карликов, потных, как черти!
19
