Имею топор – готов путешествовать!

совсем не у Ближнего перевала. Полагаю, он действует сразу во всех направлениях. Но, сдается мне, фора в пару дней у нас все-таки есть.

– Мы поедем во Фрайтор через там? – Скареди показал на Дальний перевал.

– Через там и еще через тут, – я провел пальцем извилистую линию по горам Галидора. – Мост Дул- Меккарин, уже фрайторское владение. Мы пересечем Пустошь дней за пять, на восьмой будем уже возле перевала, девятый – подъем и пересечение моста. Придется заехать в местную кузню, чтобы перед горными тропами перековать лошадей.

– Да пребудет с нами… – начал Альбо, но осекся под моим тяжелым взглядом.

Топор, где ты, мой топор! Я снова впал в скверное настроение.

27

Добыча сковородки – это вам не охота за артефактом, призванным спасти мир от всеобщей Тьмы. В первой же деревушке нашлась только одна свободная сковорода размерами со слоновье ухо. Общинная собственность, на которой в праздники готовили на всю братию, ценой всего в десять реалов золотом. Во втором поселке мне попытались всучить дырявую сковороду, замазанную подкрашенной глиной, в третьем предложили на выбор десять чугунков и ни одной сковородки, в четвертом несколько сельских лоботрясов завлекли меня во внутренний двор трактира и попытались ограбить (я проучил их несильно, боялся убить), и лишь на пятый раз мне повезло. Впрочем, это не совсем верное слово, ибо за сковороду содрали втридорога. Плюнув на конспирацию, я прикупил и запасное колесо для фургона, навесив кузнецу лапши о 'подарке другу на День рождения'.

Наконец мы свернули на Огрову Пустошь. Громадной кляксой она вытянулась от Галидорских гор до морского побережья. Некогда здесь плескался залив с многочисленными рифами и островками, но вода ушла, оставив никуда не годные засоленные почвы. На окраинах Пустоши кое-где добывали ракушечник, но далее тянулись места совсем дикие.

Я остановил фургон у спуска, спрыгнул и окинул взглядом бескрайнюю чашу Пустоши. Горизонт терялся в жемчужно-розовой дымке. Ага, Кривой менгир – вот он. Бойкие огры нацепили на него парик из мочальной тыквы. Значит, от менгира – налево. Давно, давно я здесь не бывал… Сухие кустарники и пыльные пучки жесткой травы, редкие ручейки пресной воды, ящерки, снующие меж закругленный камней и термитников. Иногда из земли выпирают огромные серые, точеные ветрами кости сухопутных кракенов, бродивших тут в незапамятные времена…

Пустошь я знал чуть хуже, чем свою правую ладонь. Меня тягали сюда как проводника много раз. Кто искал сокровища затонувших кораблей (результатов – ноль), кто – развалины древних городов (аналогично), иные хотели сподобиться мудрости отшельников веры и анахоретов (о, этих мерзавцев тут было – как вшей в бороде каторжника). В глубине Пустоши обитали племена равнинных огров. Мирные вегетарианцы, по отношению к которым слово 'тупые' звучало бы комплиментом их сообразительности. Обычно они вели оседлую жизнь, выращивая тыквы, дыни и репу на островках плодородных земель, и впадая в спячку в холода. Я говорю 'обычно', потому что у местных огров существовало несколько бродячих деревень, одержимых охотой к перемене мест. О, эти деревни… Но об этом расскажу в следующий раз. Что до тварей повышенной свирепости, то как-то раз я встретил тут облезлого дикого кота. Свирепая тварь преследовала меня неотступно и, делая большие глаза, в конце концов выклянчила у меня почти все запасы вяленого мяса.

Я вздрогнул: из глубин Пустоши ветер принес одинокий, тоскливый вой.

– Оборотень? – Альбо сделал знак отвращения зла и тут же утер вспотевший лоб.

Скареди повторил знак:

– Да защитит нас святая Барбарилла!

– Оборотень? – Я прислушался, зацепив взглядом эльфийку: ушки на макушке, тонкая рука готова выхватить клинок из-за плеча. – Да нет… Какие тут оборотни? Отшельники, анахореты… Новый урожай овощей еще не поспел, а отшельники – тоже люди, только такие, у которых в башке перекос, потому охотится они не желают, а питаются исключительно растениями. По полгода жрать сушеные стручки окры – тут и агнец взвоет. Почти все пустынники – шальная братия, многие из них – сущие безумцы. На привале не отходите от лагеря далеко, а если уж отошли – берите с собой оружие. Косматых незнакомцев лучше не подпускать близко. Кто знает, что они захотят с вами сделать. Сперва бейте – потом спрашивайте. Как-то так.

– Брутально, – сказала Крессинда, наморщив нос-пуговицу.

– Зато останетесь живы. Отшельники могут прятаться, одиночество обостряет звериные инстинкты, и вот вам заповедь на этот случай: всегда, когда отходите от лагеря, проверяйте ближайшие кусты и выемки, бросая в них камни.

– Тяжелые камни? – спросил сэр паладин, возвышаясь над Альбо и гномшей на полторы головы. Гритт, он был даже выше меня!

– Ну… какие осилите бросить. Прошли немного – бросили камень. Еще прошли – еще бросили. Все тихо – идете дальше. Таков закон Пустоши. У ручья – один моется, другой стережет. Только так.

Альбо смахнул пот с тонзуры:

– Великий Атрей!

– А может… товой… их просто накормить? – спросила Имоен.

Добрая женская душа! Слепая вера в то, что если морального урода или обычного дурня, который ищет святости, вместо того чтобы работать, накормить, отмыть и приласкать, тот сразу исправится, поумнеет, станет человеком.

– Накормим одного, явится еще десять, да и первый сразу за нами увяжется. Дешевле избить и бросить. Бить разрешаю ногами.

Монго протолкался вперед, взяв лютню наперевес (да, этот ошметок аристократа вез с собой лютню, представьте!).

– Это… грубо!.. Жестоко.

– Ага, – кивнул я и чувствительно ткнул в его цыплячью грудь пальцем. – Тебе разрешаю никого не бить, усек? Когда тебя двинут булыжником, выпотрошат и сожрут – то-то мы посмеемся.

Его бледные щеки пошли красными пятнами. Ар-р-ристократ, Великая Торба! Праведник! Нет, проще водить по горам и долам пьяных гномов.

– Тут должно быть полно змей и пауков… – обронил он,

Напарник подъехал ко мне и спрыгнул с ишака.

– Позади чисто, Фатик. А-а-а-апчхи-и! Глянь-кось, чего я нашел на дороге, – он протянул мне ременную пряжку с тонкой серебряной филигранью и мелкими изумрудами. – Господа-эльфы потеряли. Точно – они. Я от нее чихаю.

Принц оставался в фургоне, поэтому я молча протянул находку Виджи.

– Ваше, добрая фея?

Она приблизилась, я услышал исходящий от нее аромат. Взяла пряжку с моей ладони. Касание прохладных пальцев заставило старину Фатика вздрогнуть.

– А-а-а-апчхи-и! Да точно, ихнее! Я ж чихаю!

– Добрая фея, это – ваше?

Она кивнула, как бы между прочим. На замкнутом лице появился намек на улыбку.

– Спасибо, это действительно наше… – Повернулась к Олнику. – Спасибо, милый гном…

– А-а-а-апчхи-и-и! – Я решил, что Олника сейчас вывернет наизнанку. Не только от близости эльфийки, но и от похвалы, которая могла подействовать как рвотное. Она бы еще по голове его погладила!

– Это фамильная вещь… Мы думали, что потеряли ее навсегда. – Виджи кивнула гному, затем мне – величественно, как королева, и направилась к заднику фургона. Заостренные кончики ушей – ни гугу. В смысле – не покраснели. Значит – не лжет? Значит – и впрямь потеряли? Либо она настолько хорошо вжилась в роль, что ложь…