— Какая сила! Ты ведь в первый раз железо в руке держишь, не так ли?
— Почти так. Я как-то махала шпажкой, в три года, отец со мной играл. Но недолго. А что?
— Хорошие данные у тебя, вот что. Я-то думал, пока запястья не окрепнут, подобрать маленький пистолет и год или два только глаз тренировать. Однако ты меня удивила.
— Я рада.
— Хорошо. Возьми теперь в обе руки по шпаге. Вот так. Получается «амбидэкстр».
— Тоже удар?
— Нет. «Амбидэкстром» называется человек, у которого обе руки вооружены. Две шпаги или кинжал и шпага. Одновременно, двумя руками сделай двойной удар. Да, вот так. Сделай ещё. И ещё. Теперь — синистр.
— Да, впечатляет, — послышался вдруг возглас за их спинами. — Она ведь девочка, верно?
Цынногвер и Адония обернулись.
— Глюзий! — воскликнул Регент и, широко улыбаясь, протянул для пожатия руку.
— Здесь ты меня обскакал. Какую ученицу приобрёл, надо же! — проговорил высокий, одетый во всё чёрное, крепкого сложения человек.
— Не завидуй, Глюзий! Твой не хуже. Вон, смотри как работает!
Они посмотрели в сторону фехтующего подростка.
— Да, работает, — сказал человек в чёрном. — Но это — плоды долгих трудов. А твоя девочка — чудо. В корпус удары не проводила? Я бы хотел посмотреть.
— Я тоже, — кивнул, забирая у Адонии одну шпагу, Цынногвер. — Делай тот же удар, дэкстр, — сказал он ученице. — Но чтобы в середине маха конец шпаги встретился с панцирем. Да бей не сильно, пожалей руку.
Адония вскинула шпагу, но вдруг Глюзий её остановил.
— Не так, девочка, — проговорил он.
— Моё имя — Адония, сэр.
— Моё — Глюзий. Чтобы удар был безупречным, нужно стоять в правильной стойке. И самое главное здесь — это ноги. Смотри: ступни вот так и вот так. Колени — вот так. И, приветствуя твой несомненный талант, открываю тебе секрет: удар наносится не рукой и не шпагой. Удар наносится правильно поставленными ногами. Не сковывай колени. Будь мягкой. А какой нужно быть в момент соприкосновения — сейчас почувствуешь. Итак, дэкстр!
Адония, стремительно скручивая туловище, провела сильный удар в центр кирасы неподвижного манекена. Звякнул металл. Отдача вывернула ей плечо и тупой стремительной болью ушла вниз, к пяткам. Адония пошатнулась и села, почти упала на землю.
Ни Глюзий, ни Регент не бросились её поднимать. Они лишь взглянули друг на друга, и в их молчании опять была какая-то тайная мысль, понятная им обоим. Адония, пунцовая от стыда, встала на ноги.
— Поздравляю, — глядя прямо в лицо Регенту, сказал Глюзий. — Такая ученица — сокровище.
— В таком случае должен порадовать тебя, — с лёгким оттенком досады проговорил Регент. — Патер хотел, чтобы в моё отсутствие с этой девочкой работал именно ты.
— Это действительно радует, — Глюзий даже слегка поклонился. — Тогда вот как, — добавил он, обращаясь к Адонии. — День подождём, пусть плечо восстановится. А завтра найди меня. Но не с утра, а через три часа после обеда. До встречи.
И он направился к поспешно снимающим маски фехтовальщикам.
— Он хороший учитель? — поинтересовалась Адония, с болезненной гримаской перекладывая шпагу из ноющей правой руки в левую.
— Любой из находящихся здесь бойцов перед ним — ребёнок, — серьёзно ответил Цынногвер. И добавил: — Спасибо тебе.
— За что? — удивлённо посмотрела на него Адония.
— За то, что упала, но шпагу не выпустила. Глюзий сегодня об этом всей школе расскажет.
— Теперь ты уедешь? — грустно спросила Адония.
— Да. Наверное, завтра. А сейчас… Я должен передать тебе подарок от патера.
— Мне? Какой?
Регент подошёл к столу и откинул лежавшую на углу ткань. Под ней оказалась крохотная детская шпажка.
— Что же это такой? — прошептала Адония, и глаза её наполнились слезами. — Это… та самая? Папин подарок?
— Да, девочка. Представляешь, прошло столько лет, а патер её хранил и всё помнил.
Адония стояла, не решаясь прикоснуться к бесценному для неё предмету.
— Ну, я должен идти собираться в дорогу. Давай поужинаем сегодня в твоей зале, вдвоём? Кто пойдёт к повару с заказом — ты или я?
— Я пойду, — прошептала Адония.
Регент, понимающе кивнув, удалился. Адония приблизилась к столу, взяла в руки и вытянула из невесомых ножен игрушечную стальную шпажку. Стояла и плакала. Вспоминала родителей и думала о том, что какая-то невидимая, но очень прочная нить связала её судьбу с судьбой этого старого, этого доброго, этого самого лучшего в мире монаха.
Глава 5
Горький урок
Остаток дня Адония провела в своей зале. Обедать она не ходила. Сидела на полу, забившись в угол между недавно принесённым столом и стеной, согревала теплом своего тела отцовскую шпажку. Устав сидеть, устроилась в самой серёдке пространной кровати, лицом вниз, обнимая и шпажку и примостившуюся сбоку негромко урчащую кошку.
Начинало темнеть, когда в холле послышалась чья-то негромкая поступь. Кто-то приблизился к распахнутым настежь дверям залы, спросил с нарочитой приветливостью:
— Адония! Ты не спишь? Не желаешь поужинать?
Она знала, что её лица невозможно увидеть с порога, но поспешила сомкнуть веки: «Сплю. Сплю! Никого не хочу видеть! Даже тебя, милый Цынногвер…»
Регент, осторожно ступая, ушёл. Адония непроизвольно проследила звук удаляющихся шагов: вниз — и на второй этаж, в капитанскую залу Послышались ей и отдалённые смутные голоса где-то внизу, там, куда устремились затихающие шаги. Капитаны гудели о чём-то своём, сойдясь после ужина в их сухопутной кают-компании.
Она полежала ещё полчаса. Перекатилась на спину. Широко раскрыла глаза. «Он ведь завтра уедет! Нужно пойти попрощаться».
