сопровождающего её монаха скромно потупила глазки.
— Так я вас прошу! — барон, одну руку прижав к груди, второй повёл в сторону своего экипажа. — Люди должны помогать друг другу!
— Золотые слова, сын мой, — проговорил, осеняя барона крестом, усталый монах, — и золотое у тебя сердце.
Он подошёл к кучеру — отдать необходимые распоряжения, а Гаррет, подскочив к покосившейся на один бок карете, галантно подал девушке руку. Она, опасливо посматривая на коварную дверную защёлку, подала свою и сошла со ступеньки. Барона снова облил её тёплый, чарующий запах.
Очень скоро они катили втроём, утопая в мягких сиденьях и спинках роскошного экипажа, и барон, непринуждённо и весело рассказывая о случавшихся в его жизни забавных происшествиях, сладко колол себя приятными мыслями: как хорошо, что, не скупясь, потратился на отделку своего экипажа, и что оставил возле потерпевшей дорожную неприятность кареты Мюрра с его унылым лицом, а также — что эта весёлая, юная, очаровательная хранительница их общей маленькой тайны — его официальная гостья.
Древний герб
Едва только экипаж остановился, барон, выкликнув из дома кого-то из слуг, послал за кузнецом. Затем повёл гостей в дом. Монах тут же устало плюхнулся в кресло, а его воспитанница, часто-часто моргая, не отрываясь, лупила глазки на роскошное, со знанием дела выполненное убранство. Юное лицо её выражало неподдельное восхищение.
— Не желаете ли осмотреть дом, мисс Эстэр? — взволнованным мальчишеским тенорком предложил Гаррет.
— С удовольствием! — Эстэр быстро сделала книксен.
— А для вас, падре, — сообщил барон Люпусу, — лучшая гостевая комната, где вы можете прилечь, а также двое исполнительных слуг, которые, пока готовится обед, принесут вам и вина, и лёгких закусок!
Люпус, осенив его начертанным в воздухе крестом, отправился за почтительно кланяющимся слугой. Барон, неотразимо галантно предложив гостье руку, повлёк её в поход по своим владениям.
Высокая, почти на полголовы выше самого барона, юная гостья была неподражаемо искренна в своём восхищении. Иногда она, встретив блистающую нашитым золотом портьеру или заморскую диковинку вроде высокого лакового ларца с двигающимися внутри него куколками, указующим жестом выбрасывала свободную руку вперёд, и тогда её грудь как бы случайно касалась его плеча. Тогда у барона перехватывало дыхание. Тогда грохот собственного сердца оглушал его. Тогда он обмирал от нежности и восторга.
Обошли весь дом, и посетили ровный, с невысокой зелёной травкой, дворик для чаепитий. Здесь топтался, грузно переваливаясь с ноги на ногу, вызванный бароном кузнец, и барон, рассыпаясь в извинениях, оставил спутницу — на минутку, чтобы распорядиться о доставке и ремонте их дорожной кареты («если починишь раньше, чем через два дня — повешу, как беглого каторжника!!»).
— А что там, за двориком? — поинтересовалась Эстэр, издалека ещё протягивая руку к руке возвращающегося к ней барона.
— Там начинается собственно ферма, — алея румянцем, поспешно удовлетворял её любопытство взволнованный Гаррет.
Прошли и на ферму.
— Вот, — указывал Гаррет, — загоны для овечек. Вот — крытые загоны, там они содержатся, если во время стрижки пойдёт дождь. Шерсть должна быть сухой! Вот — поилки…
— А это что такое? — рука Эстэр указала на ряд невысоких деревянных станков-полуклеток.
— А, это для стрижки! Сюда, мисс Эстэр, видите ли, заводят овечку, вот сбоку сидит стригаль, вот сюда отбрасывается шерсть… Чик-чик-чик! И — следующая овечка.
— Ох! А как овечки заходят сюда? Ох, милый барон, покажите!
Гаррет, страдальчески сдвинув брови, оглянулся — не приведи Господь, увидит кто-либо из слуг, и, встав на четвереньки, полез в стригальный станок. Эстэр, неудержимо смеясь, наклонилась и быстро чмокнула его в щёку. А затем, когда ставший совсем уж малиновым Гаррет освободился из деревянной клетки, она, так же встав на четвереньки, полезла туда и сама! Влезла и, подняв сияющее лицо, звонко крикнула:
— Му-у!
Гаррет, заливисто хохоча, хлопая себя ладошками по острым коленям, выдавливал:
— Ов… ца… Так не… кри… чит!
— А как же кричит овца? — смеялась из клетки Эстэр.
— Йе-е-е! — перегибался в поясе плачущий от хохота Гаррет.
В дом они вернулись много лет знающими друг друга друзьями.
Ужинали в роскошной обеденной зале, втроём. Гаррет рассказывал о своей родословной. В конце рассказа он, сделав многозначительную паузу, встал из-за стола и подошёл к стене, завешенной золочёной портьерой. Он сдвинул портьеру в сторону, и гостям открылся построенный из резного дерева щит, на котором в центре образованного алыми лентами поля красовался привставший на задние ноги единорог. Люпус вполголоса стал читать по-латыни надписи, желтеющие на лентах, а Эстэр обрадованно узнала:
— Это единорог!
— Да, мисс Эстэр! — Гаррет задрал подбородок. — О, если бы вы были хоть немного сведущи в геральдике! Вы бы знали, какой древний дворянский род имеет в своём гербе единорога! Род Гарретов!..
— А он большой, этот род? — наивно поинтересовалась Эстэр. — Сколько у вас родственников, мистер Гаррет?
Барон, печально склонив к плечу голову, вернулся и сел за стол.
— Из всех Гарретов, — трагическим голосом произнёс он, — остался лишь я.
— О, как печально! — воскликнула Эстэр, затуманив глаза лёгкой слезой. — Совсем-совсем один?
— Падре! — вдруг горячо заговорил барон, обращаясь ко всё ещё бормочущему латинские девизы Люпусу. — Позвольте предъявить вам то, что неудержимо бушует в моей груди! Умоляю, внемлите, святой отец: с одной стороны есть я, потомок гордого дворянского рода, образованный, мудрый, и весьма обеспеченный человек, у которого нет наследника. С другой стороны — ваша воспитанница, мисс Эстэр, создание неземной красоты, у которой нет родителей. И если бы мы соединились — не прекрасным ли и мудрым было бы это событием, — и перед Создателем, и перед людьми? Про-ошу, про-ошу у вас, святой отец, руки вашей воспитанницы! Мисс Эстэр! Станьте моей законной супругой!
— Ах, патер! — вдруг воскликнула, обращаясь к монаху, его воспитанница. — Ах, я согласна!
И, вспыхнув, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, поспешно опустила раскрасневшееся лицо и прикрыла его дрожащими пальцами.
Посольские танцы
Единорог строго смотрел своим нарисованным глазом со стены комнаты, служившей барону спальней. Утомлённый, измученный волнением предшествующих дней Джордж, сжимая руку Эстэр, сбивчиво говорил:
— Я приказал перенести его сюда, ты не возражаешь? Я хочу, чтобы геральдика нашей династии осеняла таинство зарождения маленького Гаррета, продолжателя рода.
— Конечно, не возражаю, — отвечала Эстэр. — Вы такой умный, мой дорогой!
Внизу, в главном зале, ещё шумело свадебное застолье. Даже священник, соединивший сегодня их сердца, набравшись вина, громко пел песни. Ему весело вторили гости — друзья и соседи молодожёна.
