Соперники

Лидия, вы моя Делия или нет?

Лидия. Нет, уверяю вас сэр Люциус, я не Делия!

Лидия и капитан отходят в сторону.

Миссис Малапроп. Сэр Люциус, хоть вы и неблагодарны, но я признаюсь вам в своей невинной фортификации: простите мне невольный румянец стыда, я – ваша Делия.

Сэр Люциус. Вы – Делия? Фу-фу… придите в себя.

Миссис Малапроп. Ах, варвар! Это же мои письма! Когда вы сумеете оценить мою благосклонность, я, может быть, и пойду навстречу вашим искательствам.

Сэр Люциус. Миссис Малапроп, я чрезвычайно признателен за вашу снисходительность. Вы ли сыграли со мной эту штуку, или Люси – одинаково обязан вам обеим. Чтобы доказать вам, капитан Абсолют, мою благодарность, раз уж вы отняли у меня эту даму, позвольте предложить вам и мою Делию в придачу.

Капитан. Очень вам благодарен, сэр Люциус, но вот мой друг, Боб-бретер, еще одинок.

Сэр Люциус. А-а-а… любезный герой! Не хотите ли вы устроить свое благополучие?

Акр. Клянусь морщинами, нет! Ну, дайте мне руку, сэр Люциус, простите и забудьте. И, если я когда- нибудь предоставлю вам случай набальзамировать меня, можете назвать меня ослом. Вот и все!

Сэр Энтони. Полно, миссис Малапроп, не огорчайтесь. Вы еще в самой поре.

Миссис Малапроп. О сэр Энтони, мужчины все такие варвары.

Все отходят, кроме Джулии и Фокленда.

Джулия (в сторону). Он выглядит несчастным и подавленным, а не сердитым. Так, значит, какое-то основание было у него, чтобы рассказать мне эту историю? О женщина, сколько тебе нужно благоразумия, если твое сердце так слабо!

Фокленд. Джулия, как мне молить о том, чего я не заслужил? Я не смею и помыслить… Но ведь надежда – дочь раскаяния!

Джулия. О Фокленд! Вы не так виноваты в своей жестокости ко мне, как я в том, что не могу на вас сердиться. Сердце приказывает мне поставить эту слабость в счет любви, и было бы невеликодушно отказать вам в таком же оправдании.

Фокленд. Теперь я действительно счастлив.

Сэр Энтони (подходит к ним). Что тут такое делается? Э! Да вы тоже видно ссорились! Вот что, Джулия, я никогда не вмешивался в ваши дела, но позвольте и мне сказать свое слово: все недостатки, которые я замечал в нашем друге, происходят, по-моему, от чрезмерной чувствительности и пылкости его любви к тебе. Выходи за него замуж поскорее, Джулия, и ты увидишь, как он быстро исправится от этих недостатков.

Все остальные подходят к ним.

Сэр Люциус. Надеюсь, что теперь среди нас нет ни одного недовольного человека, который бы так или иначе не утешился. Раз уж я сам так горько разочаровался, то мне не остается ничего другого, как радоваться чужому счастью.

Акр. Правильно, сэр Люциус! Итак, Джек, желаю тебе всякого счастья и того же мистеру Фокленду! Милые дамы, чтоб показать вам, что я ни чуточки не сержусь и не в претензии, клянусь флейтами и тамбуринами, я закажу музыкантов в Новом зале и прошу вас всех через полчаса явиться туда.

Сэр Энтони. Черт возьми, сударь, мне нравится ваш веселый нрав! А вечерком мы, холостяки, выпьем за здоровье помолвленных и… за будущего супруга миссис Малапроп!

Фокленд. Наши невесты куда-то скрылись, Джек. Вероятно, для того, чтобы поздравить одна другую. Вашу – с тем, что она вовремя отделалась от романтических бредней, которые чуть не сбили с толку ее невинное сердце. А мою – с тем, что она своей чистотой и кротостью исправила ужасный характер человека, который делал несчастной ту, кого любил больше жизни, и мучил сердце, достойное только обожания.

Капитан. Что ж, мы оба испытали не только сладость, но и горечь любви с той лишь разницей, что ты сам готовил себе горькую чашу, тогда как я…

Лидия…Получили ее из моих рук, милый скромник? Ну, довольно об этом! Разделим все нашу безоблачную радость.

Джулия. А главное, научимся сохранять ее такой всегда: надежда рисует нам заманчивые картины будущих радостей, но пусть она остерегается слишком ярких красок, чтоб не было потом разочарования. Когда сердца, достойные счастья, соединяют свою судьбу, добродетель венчает их неувядающим венком из скромных, невинных цветов; и только неразумная страсть вплетает в этот венок пышную розу, шипы которой пребольно колят, когда облетают ее лепестки!

Все уходят.

Эпилог

Написан автором.

Прочитан миссис Балкли.

О дамы, я от автора слыхала,
Что ищет он морали для финала.
«Мораль ясна, – вскричала я тотчас,
Зависит счастье всех мужчин от нас!
Ведь в каждой драме – нравственной иль нет
Страсть держит сцену, женщины – сюжет.
Все в мире власти нашей подлежит
Вселенной сцена это подтвердит».
Супругу отпуск от супруги нужен,
Коль в город он сбирается на ужин.
Его примеру следует Джон Трот,
И лишь предупредить жену зайдет.
Суровый сквайр, надменный властелин,
При свете солнца все вершит один,
Но, только ночь закроет небосклон,
Во всем супруге подчинится он.
Зачем, о бражник, ты один сидишь?
Ты с Бахусом Любовь соединишь
И, поднося ко рту заздравный кубок,
Почувствуешь касанье милых губок.
Правителю страны немало лет
Взор дамы некоей дает совет.
Ее суда любой проситель ждет:
Нахмурится – беда, кивнет – доход,
А улыбнется – значит, предпочтет.
Но и в народе мать или жена
Таким же трепетом окружена.
Беднейший пахарь их глухих долин,
Труда наследник и лишений сын,
Крадет Любви сияющей лучи,
Чтоб ими осветить свой путь в ночи,
Хоть искорку, чтобы в мороз и вьюгу
Лишь ей согреть убогую лачугу.
Моряк-скиталец, тот, кому давно
Покинуть Сюзэн было суждено,
На палубе холодной и унылой
Мурлычет песню, что она любила,
И, чу, – от звуков, сильных и простых,
На время боцманский свисток притих.
Гордясь трудом и ранами, солдат
В улыбке Нэнси зрит венец наград;
Но, слыша плач, пока не начат бой,
Любовник задрожит, умрет герой!
Так сердце, что с походами сжилось,
От вздоха вянет и болит от слез.
Вы, судьи осторожные, все те,
Кто знает цену женской красоте,
Вы с сожаленьем смотрите вослед
Триумфам нашим, в коих славы нет,
Покамест ум, открыв обилье чар,
Верней не сделает любви удар!
Когда б рассудок женщиной владел,
Завиден был бы любящих удел:
От школы наших взоров став мудрей,
Прибавив ум к галантности своей,
Они зажгли бы, полны ликованья,
От факела Любви светильник Знанья!

Послесловие

Шеридан был крупнейшим драматургом-сатириком XVIII века в Англии.

Просветитель-демократ, писатель замечательного реалистического таланта, он дал наиболее законченное художественное воплощение проблемам, волновавшим умы передовых людей его времени. Творчество Шеридана завершает собой историю развития английской демократической комедии эпохи Просвещения.

1

История английской литературы и театра сохранила имена трех членов семьи драматурга. Дед писателя, Томас Шеридан (1687–1738), – разорившийся землевладелец и священник, лишенный прихода за проповедь против британского владычества в Ирландии, – принадлежал к числу ближайших друзей Джонатана Свифта. В его поместье были написаны «Письма суконщика» и «Путешествия Гулливера». Его сын, отец Шеридана, тоже носивший имя Томас (1719–1788), завоевал известность как руководитель дублинского театра, актер, специалист по ораторской и сценической речи, автор словаря английского языка и в свое время популярной, но, к сожалению, не сохранившейся комедии «Капитан О'Бландер, или Храбрый ирландец». Мать будущего писателя, Френсис Шеридан (1724–1766), была автором нашумевшего романа «Сидни Бидальф» и нескольких пьес, в том числе комедии «Открытие», поставленной