дегтем, а с Билибиным...»
Итак, Виктор Викторович Билибин. Хотя в этом доме он жил недолго, в чеховскую биографию попал именно этот его адрес.
И. Грэк, он же Диоген – такими были псевдонимы этого популярного юмориста. Юрист по образованию, он еще со студенческих лет сотрудничал в прессе. Писал рассказы, фельетоны, афоризмы, подписи к картинкам, да и всякие другие «мелочишки». Правда, сегодня цитировать опусы Билибина сложно: юмор быстро стареет. Вот, например, его характеристика цирка Чинизелли из заметки 1881 года:
«Ежедневные небольшие и неблистательные представления с участием исхудавших наездниц, разогорченных клоунов и измученных коней. Дорого, но гнило».
Смешно ли?
Впрочем, современники одобрительно оценивали «добродушный, но бесспорно наблюдательный юмор» Билибина. Да и Чехов, относившийся к нему по-дружески, был о его таланте высокого мнения, хотя и замечал: «Билибин начинает исписываться»...
СТАРУХА СТРАШНАЯ МЕНЯ ОБЛЮБОВАЛА
На исходе XIX века дом № 75 по Николаевской принадлежал уже известному нам финансисту и промышленнику Ефиму Шайкевичу. А в начале XX века здание перешло в руки купеческой семьи Бузовых, и уже в эту пору здесь поселились два новых человека, тесно связанных с литературным миром.
Первым из них был потомственный почетный гражданин Иван Иванович Соколов. Литератор- любитель, он состоял секретарем кружка поэтов и поэтесс «Вечера Случевского». Было в Петербурге такое объединение, в котором числились несколько десятков человек. Был среди них Николай Гумилев, а посещали вечера Блок, Сологуб, Вячеслав Иванов... Сам К.К. Случевский принимать участия в вечерах не мог: он к тому времени уже умер.
«Случевцы» собирались на квартирах его участников – и в том числе здесь, на Николаевской. Достоверно известны два вечера у Соколова, на которых присутствовал Гумилев: в апреле 1909 года и в феврале 1912-го. На втором, кстати, был и Федор Фидлер, учивший когда-то гимназиста Гумилева. По его просьбе Николай Степанович сочинил и записал в альбом Фидлера акростих:
Не слишком удачное получилось стихотворение, зато первые буквы строк складываются в посвящение: «ФИДЛЕРУ».
Мы уже упоминали на нашем пути Случевского – и обещали немного рассказать об этом поэте. Тут повод очевидный: отчего у Гумилева, Блока и иже с ними такое внимание к поэту, нами давно и прочно забытому?
Дело в том, что маститый и плодовитый Константин Константинович Случевский считался тогда прямым предтечей символистов. Он даже печатался в символистских изданиях, был знаком с Брюсовым и Бальмонтом. Оставить без внимания такого союзника молодые поэты не могли.
К тому же Случевский и вправду был хорошим поэтом, совсем не шаблонным! Среди его стихов немало таких, что достойны включения в самые строгие антологии поэзии. А одно из них было символистам особенно дорого:
Это стихотворение высоко ценили Осип Мандельштам (назвавший его, впрочем, «дикими стихами Случевского») и Владислав Ходасевич (по словам Нины Берберовой, «он сам вел свою генеалогию от прозаизмов Державина... через 'очень страшные' стихи Случевского о старухе и балалайке...»). Наизусть знал его Юрий Тынянов.
Итак, Случевский – предтеча символистов. А в истории дома № 75 нашлось место и самым настоящим символистам.
В этом доме жила семья Ивановых – и в числе их были Александр и Евгений Павловичи Ивановы. Оба они оставили след в биографии Александра Блока, но особенно близок поэту был второй. Соученик Блока по Университету, он стал один из ближайших друзей поэта, да и сам писал произведения вполне в духе символизма.
Жили Ивановы на первом этаже этого дома. Домашний их быт известен из воспоминаний Евгения Павловича:
«Первое впечатление – душновато, мрачновато и странно тихо.
Громко не говорят. Громоздкая мебель и не мягкая, поглощает звуки в своей молчаливой
