— Почему вы хотите самому себе причинить вред, господин Карелиус? В качестве обвиняемого вы не обязаны говорить правду. Можете даже совсем ничего не говорить, если не захотите. Но неужели вы в самом деле воображаете, что эта выдумка послужит вам на пользу?

— Это вовсе не выдумка!

— На что вы рассчитываете, настаивая на такой чепухе? Думаете что-нибудь выиграть на этом? Или думаете, это пойдет на пользу вашему делу? Нет, — решительно заявил полицейский комиссар, — не пойдет!

— Я рассказал только то, что было, — ответил лектор Карелиус. — И иначе поступить не могу.

— Не будем больше говорить об этом! Оставим все по-старому. Я хотел спросить вас о совершенно другом обстоятельстве: когда вы познакомились с оптовым торговцем Шульце?

— Я не знаком с оптовым торговцем Шульце. Я уже заявлял об этом.

— Нет. Вы знаете его. У вас нашли документ с его подписью. Вот он! — И комиссар протянул лектору бумажку.

Карелиус посмотрел на нее. Это была квитанция из магазина фотографических принадлежностей под названием «Фотокамера».

— Скажете, это не ваша квитанция?

— Моя. Но знаете ли…

— Вот как, очень хорошо! Видите, здесь стоит подпись Шульце!

— Да, но я не подозревал, что это был именно Шульце…

— А вы думали, существует другой Шульце?

— Нет. Просто я не знал, что этого человека звали Шульце.

— Разве вы никогда не были в магазине «Фотокамера»?

— Как же, был.

— При каких обстоятельствах?

— Я бывал там неоднократно.

— Неоднократно? То есть много раз?

— Да, я бывал там много раз.

— А сколько именно?

— Это мне трудно сказать…

— Десять раз были?

— Возможно, был.

— А может, двадцать раз?

— Вполне может быть.

— И вы хотите уверить меня, что не видели оптового торговца Шульце ни одного раза из двадцати?

— Выходит, пожалуй, что видел. Только я не знал, что…

— Да, вот именно, выходит. Вы знали Шульце в течение нескольких лет. В вашем доме найдены различные квитанции и два письма. А в доме Шульце мы нашли тросточку. Доказано, что эта тросточка принадлежит вам. Ее узнал директор Тимиан. На ручке обнаружены отпечатки ваших пальцев. А на другой день после того, как стало известно, что супруги Шульце убиты, вы едете на велосипеде и покупаете три утренние газеты, чтобы прочитать сообщение об убийстве.

— Я ничего не читал про убийство.

— Зачем же тогда вы купили газеты? Или, может быть, вы покупаете газеты с тем, чтобы не читать их? Это вы хотите сказать? Что же вы, в таком случае, собирались с ними делать?

— Разумеется, я хотел прочитать, но не успел даже раскрыть их, как на меня напали.

— Почему вы купили три газеты?

— Я всегда покупаю эти газеты по воскресеньям.

— Для чего?

— Чтобы посмотреть, что они пишут. Чтобы знать, что делается на свете…

— Почему же три? Почему и «Дагбладет», и «Социал-демократ», и консервативную газету?

— Я хотел получить разностороннюю ориентацию.

— Разностороннюю? Что вы под этим подразумеваете? Или вы хотите сказать, что эти газеты многим друг от друга отличаются?

— Может быть, и нет. Но все же они разных политических…

— Вы утверждаете, что «Социал-демократ» стоит за другую политику, чем консервативная газета? Или вам кажется, что «Дагбладет» придерживается третьего направления?

— Пожалуй, политическое направление у них одинаковое, но…

— Но если дело касается убийства, то можно ожидать от них некоторого разнообразия?

— Я вовсе не читал об убийстве!

— А ведь на вашей одежде была кровь!

— Кровь?

— Да. В результате химического исследования вашей одежды обнаружены явные следы крови.

— Так ведь это же моя собственная кровь! У меня шла кровь из носа, когда полицейские избивали меня в участке.

— Вот именно. Ловко придумано! Теперь понятно, для чего вам понадобилась вся эта история с нападением на вас! Вот почему вы упорно жалуетесь на жестокое обращение с вами и утверждаете, что полиция пролила вашу кровь! Теперь каждому ясно, зачем вы послали директору полиции жалобу! Кровь-то надо было как-то объяснить!

Лектор Карелиус сжал голову руками. Он ничего не понимал и готов был расплакаться. Ему казалось, что все это — дурной сон. Может быть, он в самом деле видит сон? Перед ним стояла пустая кофейная чашка, на тарелке лежала начатая сдобная булочка — черствый неправильной формы кусочек, начиненный желтым кремом и покрытый белой сахарной глазурью. Он уставился на этот остаток плохо перевариваемой желудком булочки, единственную реальность, которую он воспринимал. Полицейский комиссар поднялся со своего места и вплотную подошел к лектору, словно собираясь схватить его за горло.

— Смотрите на меня! — гаркнул он. — Смотрите на меня!

И лектор попытался посмотреть в глаза разъяренному полицейскому. Никто из них не обратил внимания, что в дверь постучали.

— Кровь также и на вашей палке! — кричал полицейский комиссар Помпье. — Масса крови! Она вся запачкана кровью! Может, это тоже была кровь из вашего носа? Да? Ведь не было же у вас палки в полицейском участке на улице Короля Георга? Вы не брали с собой палки, когда отправлялись на велосипедную прогулку? Нет, палка находилась в это время в доме номер 41 по Аллее Коперника! Она была положена поперек двух трупов! И она вся в крови…

Открылась дверь, в комнату вошли два полицейских. Помпье раздраженно посмотрел на них:

— Что вам надо? Зачем пришли сюда? Нельзя сейчас мешать мне! Я занят! Вам придется подождать!

Но полицейские и не думали уходить. Они подошли к комиссару и стали возле него по обе стороны; один из полицейских строго спросил его:

— Это вы Эуген Торвальд-Альфред Помпье?

— Разумеется, я! Черт возьми, кем же мне еще быть? Перестаньте валять дурака! Я занят и не собираюсь выслушивать ваши шутки!

— Вы арестованы! — сказал полицейский и тяжело нажал рукой на плечо Помпье. — Извольте следовать за мной!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату