поскольку суд постановил, что положенный ему срок он отбыл под предварительным арестом. Нильс Мадсен вернулся домой, взялся за хозяйство на хуторе и снова находился в добром здравии. Его нельзя было в чем-либо обвинить, поскольку он ничего не делал, а судить за настроения и мнения нельзя, к тому же Нильс Мадсен своевременно осознал свои ошибки и изменил свое мнение.
«Амтсависен» сообщила, что бывший член добровольческого корпуса и шальбуржец Гарри Мосегор приговорен к смерти за убийства и другие преступления. В частности, он был соучастником убийства доктора Дамсё, одного из клиринговых убийств периода оккупации. Приговор в первой инстанции был вынесен Сигурдом Свенсеном и утвержден Верховным судом.
Гарри со сломанным носом был казнен ранним летним утром. Он не проявил раскаяния. С семнадцати лет его обучали науке убивать. Тюремный доктор перед казнью сделал ему укол. Гарри дрожал от страха и был не в состоянии отвечать на вопрос пастора, верит ли он в милость божию и вечную жизнь. Его на руках внесли в машину, чтобы отвезти на место казни.
88
На всех домах поселка вывешены флаги. В пасторской усадьбе пастор Нёррегор-Ольсен собственноручно поднял большой Даннеброг, а его жена, дети, прислуга и гость доктор Харальд Хори выстроились, как на парад. Пекарь Андерсен вывесил флаг на своей вилле в стиле функционализма, флаг реял на доме Расмуса Ларсена, на магазине, на здании кооперации и на историческом кабачке, ставшем более историческим, чем когда бы то ни было. Флаг за флагом взвивались вдоль улиц, а на маленьком сквере у здания местного управления выросла целая аллея флагштоков.
Было пятое мая — день освобождения Дании. В этот день на сквере открывали новый памятник рядом с памятником Скьерн-Свенсену. Памятник местному герою-освободителю Оскару Поульсену, чье имя стало символом, подобно имени Свена Гёнге Поульсена, жившего триста лет назад.
Маленький сквер приведен в порядок. Уродливые бункера времен войны срыты, а это стоило столько же, сколько в свое время вырыть. Теперь земля выровнена, на ней посеяна трава, высажены кусты и поставлены скамейки. Только детям будет не хватать пещер и холмов.
Дети построились в линейку перед трибуной и памятником, скрытым от глаз покрывалом. Жители поселка собрались здесь, как часто собирались раньше на этом маленьком сквере, ставшем местом торжественных сборов. Расмус Ларсен здесь. Четверо борцов за свободу из пресловутой «партии в бридж» тоже. Старый учитель Тофте и его жена стоят рядом с Маргретой и ее детьми. Никто более не сердится на Тофте за то, что он однажды напоил чаем немца.
Йоханна пришла со своими сыновьями — рыжим и черным, кудрявым. Всем кажется, что она не похожа на вдову, вид у нее совсем не печальный, в ней чувствуется какая-то приподнятость, как будто она- то и является героиней праздника, как будто памятник воздвигается в ее честь. Женщины замечают, что она побывала у парикмахера, она завита, напудрена, накрашена. Рот, кажется, никогда еще не был таким большим и ярким. Было бы все же пристойнее, если бы она держалась скромнее.
Эвальд не показывается, хотя он тоже был одним из борцов Сопротивления в округе, скрывался в подполье и был занят опасными делами. Но, может быть, и правильно, что он отсутствует, неприлично было бы ему держать на этом торжестве под руку жену Оскара Поульсена.
Пастор Нёррегор-Ольсен пришел со своей семьей и гостем Харальдом Хорном, теперь постоянно живущим в пасторской усадьбе. Говорят, что он пишет книгу о значении Фрюденхольма для датской литературы. Все местное управление собралось здесь, приковыляла и старая Эмма. Ее поставили среди самых почетных гостей, ведь она давала приют борцу Сопротивления, в ее кухне изготовлялись бомбы и гранаты в трудное для родины время.
Все здесь, народу собралось не меньше, чем на всеобщем празднике песни в первый год оккупации. В самых задних рядах стоят Якоб Эневольдсен, Петра, Йонни и другие товарищи Оскара по партии.
Торжество открылось детским хором, исполнившим «Царь царей». Затем на украшенную флагами трибуну поднялся учитель Агерлунд.
— Соотечественники! На этом месте, где мы привыкли собираться в минуты радости и горя, сегодня мы воздвигаем памятник в честь той борьбы, которую мы вели здесь в округе, тому человеку, имя которого стало символом борьбы за свободу. А если ты сам боролся, сам был жертвой гестапо, хотя и короткий срок, то с особым волнением вспоминаешь время, пережитое нами, мрачное время, когда Дания была беззащитна перед врагом, когда позор девятого апреля заставлял нас опускать очи долу.
Оскар Поульсен зажег волю к борьбе в нашем народе. Его имя всегда будет напоминать о том, что бороться необходимо, что даже такая маленькая страна, как наша, может защитить своих граждан, свою свободу и демократическую христианскую культуру — все, что нам дорого, все, что определяет нашу национальную самобытность.
Прошедшее время, тяжелые годы, пережитые нами, оставили свой след. Мы потеряли смелых людей, таких, как Оскар Поульсен. Но мы выдержали испытание, окрепли и закалились, и здесь, на этой маленькой площади, где мы и в добрые и в тяжкие времена пели наши песни, мы сегодня обещаем друг другу, что никогда отныне чужеземный враг не застанет нас врасплох. Мир, завоеванный нами, не так прочен, чтобы мы могли ему полностью довериться. Антидемократические силы, побежденные нами, угрожают нам теперь с другого конца земли. Но мы обещаем тебе, Оскар, что, вдохновленные твоим примером, мы будем действовать по-твоему и создадим оборону свободы и национальной культуры. Пусть же этот камень, взятый с датской земли, будет возвышаться здесь, в округе Свена Гёнге и Оскара Поульсена, не только в их память, но как призыв к нашему народу укреплять свою волю к обороне!
Дети запели «Всюду и во всем ты смел…»
Слово взял пастор Нёррегор-Ольсен.
— Да, обелиск стоит здесь, напоминая будущим поколениям о тех, кто не убоялся сил мрака и отдал свою жизнь в борьбе с ними. Кто придал Оскару мужество? Кто дал ему эту веру? Кто зажег для него звезду на черном ночном небе? Разве не сам бог взял его под свою защиту? Что знаем мы друг о друге? Что знаем мы о том, что творится в душе человеческой? Я не помню, чтобы я видел Оскара Поульсена в нашей церкви, или на маленьких собраниях в пасторской усадьбе, пли в доме религиозной миссии. Может быть, он был атеистом. Но и апостол Павел однажды отрекся от бога. Павел и Поульсен, как похожи эти два имени; бог коснулся души Оскара Поульсена и придал ему мужества умереть за то, что ему было дорого, в борьбе с безбожием. Мы верим в это. Мы знаем это, ибо без руководящей десницы божьей никто не обретет веры в правоту своего дела.
Этот обелиск напоминает нам о том, кто, несмотря ни на что, стал воином христовым и кровью своей закрепил свою веру. Мы свидетели победы бога в душе человека и в нашем приходе!
«Чудесен датский язык», — пели дети. Затем на трибуну поднялся председатель местного управления Расмус Ларсен.
— Борьба за свободу имеет множество форм. На нас лежала ответственность за сохранение наших организаций, и мы, может быть, стояли на самом опасном посту, поддерживая контакты с движением Сопротивления; наша задача была несравненно труднее задачи тех, кто непосредственно шел в бой. Мы не могли оградить себя от обвинений, часто сыпавшихся па пас со стороны тех, кто не знал, чем мы заняты. Мы не могли, не раскрыв своей тайны, отвечать на критику, мы вынуждены были молчать и ждать. Теперь же все знают, что на нас в борьбе за свободу выпала самая трудная и самая опасная доля.
Таким людям, как Оскар Поульсен, было легче. Их борьба была проста и понятна всем. Конечно, и она не была вполне безопасной, но мы часто завидовали тем, кто мог бороться, опираясь на помощь и понимание всего датского народа, чего мы были лишены.
Но довольно об этом!
Мы воздвигаем памятник борцу за свободу, имя которого, как уже было сказано, является символом движения Сопротивления в нашей округе и в нашей стране. Имя Оскара Поульсена здесь произносят с таким же благоговением, как имя Свена Гёнге. Мы не знаем достоверно, жил ли на самом деле Свен Гёнге или он только плод фантазии писателя. Но несомненно, что об Оскаре Поульсене тоже будут сложены легенды и саги, и эти саги уже начали создаваться. Однако не в этом главное.
