И лишь стихи я брошу людям, Как рубль бросают лакею на чай. Мне не верить народным восстаниям, Омывающим воплями и пулями трон. Революции — лишь кровохарканье Туберкулезных от голода стран. Что молитва? Икота пьяниц, Не нашедших христов в кабаках, Рукоделье бессвязных бессонниц, Мыший писк стариков и старух! Что искусство? Лишь пар над кофейником, Где прегорькая гуща на дне, Или вызов стать буйным разбойником Тем, кто крестится даже со сна. Только верить в тебя и воочью, и ночью И казниться твоею любовью ко мне. За улыбку твою легкомысленно трачу Драгоценные строки и ненужные дни. Расписанье очей изучаю прилежно, Опозданье бровей за заносами дум, И, волнуясь насквозь, и тревожный и важный, Когда входишь надменно в мой дом. Знаю: тоже измучил. Прости до конца Приставанье к тебе забулдыги. Так разбойник мольбами докучает творцу Перед тем, как с ножом встать в кустах у дороги. Только знаю одно: я тобой виноват, Пред тобой я сполна невиновен! За тебя перед всеми готов дать ответ, И ответ этот мой будет славен. Я тобой замечтался (так солдаты ждут вести о мире!), Притулиться к плечу твоему был горазд. Так птица с крылом переломленным в бурю Поспешает укрыться в спасительный куст. Я доселе не смел признаваться бы в злости И вопить, как я был несчастлив, Потому что бумага разрывалась на части От моих тосковательных слов. Беленою опился, охмелев впопыхах, Может, смерть призываю я сдуру. Пусть мне огненной надписью будет твой смех. Но смелей я царя Балтасара. Час настанет, скачусь я подобно звезде, Схож с кометой отчаянно-буйной! Видишь слезы из глаз? И ничем никогда Не заделать мне эти пробоины! Сам молился неистово наяву и во сне, Я воззвал, ты предстала из чар мне! Ну, так вырви у жизни меня из десны, Словно зуб, перегнивший до корня. Помогла ли широкая глотка моя, Иль заклятье сумел изволить я какое, Я молил: — Да приидет лукавство твое! — И оно наступило ликуя. Мы идем, и наш шаг, как стопа командора, Мы молчим, ведь у статуи каменеют слова. Мы шатаясь от счастья бредем — два гренадера — Во Францию нашей любви. Как же это случилось, что к солнцу влекомый Как Икар, я метнулся и не рухнулся в грусть? Сколько раз приближаюсь я к сердцу любимой И не смею с душой опаленной упасть?! Всё случилось так просто, нежданно, небренно: Клич христа, и мертвец покидает свой гроб. И теперь я верчусь, как волчок опьяненный, Этим розовым вальсом закружительных губ.
