вперед, на первые дома Старого города. Сквозь толчею трамваев, автобусов и легковушек она пробилась налево, к Бисмаркплац, пронеслась мимо Дармштадтского Хофцентра, перегнала ленивого велосипедиста и, наконец, очутилась на набережной Неккара. Тут она сбавила темп. Выше по реке лежал залитый светом Старый мост. Нужно быть совсем уж тупым, чтобы при виде его всякий раз не испытывать радость — такой он роскошный, такой прекрасный, такой гейдельбергский.
Который час?
Каблучки стучали по асфальту. Справа тянулось оранжевое кирпичное здание гимназии курфюрста Фридриха. Бабетта, приемная дочка Ильдирим, вносила свой вклад в освоение немецкими детьми программы PISA.[5] Бабетта Шёнтелер, которую по самой ей неясным причинам она хотела официально удочерить в Управлении по делам молодежи. Сейчас она хотя бы не приносила жирные неуды, потому что по случаю Троицы ребят на несколько дней распустили по домам.
Тут она снова вспомнила про вчерашнее преступление. Возможно, оттого, что проходила мимо места, где весной прошлого года был обнаружен утопленник. Сегодня «дело Тернера», ее первое дело об убийстве, уже дважды всплывало в ее памяти. Ей стало стыдно. Тут был застрелен человек, просто так, в двух кварталах от ее дома. Бесчеловечная экзекуция, казнь, а она, прокурор, настолько погрязла в рутине, что почти забыла про этот ужас, и все потому, что впереди у нее выходные и кое-какие личные хлопоты. Старый мост постепенно приближался. Почему один человек стреляет в другого, порой без всякой причины? Она свернула направо, к церкви Святого Духа.
3
— Поймите, речь идет не о добре или зле. — Дама из Управления по делам молодежи с замечательной фамилией Краффт[6] в самом деле, казалось, пребывала по ту сторону обоих понятий — пышущая здоровьем матрона с гладко причесанными рыжими волосами, не похожая на кассиршу из супермаркета лишь благодаря «интеллектуальным» очкам без оправы да мягкой и просторной псевдоиндийской одежде. — Речь идет исключительно о благе ребенка.
Ильдирим покорно кивала, хотя сжала челюсти так, что едва не выдавила пломбу из коренного зуба. Чем она, собственно, руководствовалась, как не желанием добра? Собственным эгоизмом, невольно признала она и была уже готова увидеть в этом зло.
— Ребенку всегда важен контакт с настоящими родителями, насколько он возможен. Из многочисленных исследований мы знаем, что у детей в переходном возрасте возникают тяжелейшие проблемы с самоидентификацией, если они не видят рядом родителей. Ведь, глядя на них, ребенок думает: ага, эти люди произвели меня на свет, значит, я такой (или такая), как они. Понимаете? Представьте себе, что вы бы не знали, в какой стране родились.
Тут прокурор от досады едва не сломала и здоровые зубы.
— К счастью, я знаю, что родилась в Гейдельберге и что Германия, таким образом, моя родина. Страна, где я люблю гулять по берегу моря, купаться в Боденском озере, совершать восхождение на Цугшпитце и где меня проклинают в мечети за поведение, не подобающее мусульманке. Можем ли мы теперь поговорить о Бабетте, фрау Краффт?
Ее визави с недовольным видом поправляла свои бумаги. Ильдирим было ясно, что развернутое, по пунктам, возражение рискует спровоцировать противника на ответный удар, который пошлет ее в нокаут.
— Итак, фрау Ильдирим… Значит, вы хотите стать приемной матерью маленькой Бабетты Шёнтелер. Она живет в вашем доме либо, как в последние несколько месяцев, у вас. С позволения Управления по делам молодежи и матери. Фрау Шёнтелер находится на стационарном лечении по поводу тяжелой формы алкоголизма. Впрочем, она решительно против долговременной опеки. Мы еще не определились, надо ли лишать ее родительских прав…
— Видите ли, — Ильдирим пыталась говорить как можно вежливей, — у фрау Шёнтелер не просто проблемы с алкоголем. Она пьет по-черному, до беспамятства. О Бабетте никто не заботится, вообще никто. В трезвые минуты мать осыпает девчушку грубой бранью. Фрау Шёнтелер принимает мужчин за деньги. Доказательств у меня нет, но многое говорит за это. Трудно поверить, конечно, ведь она лишена всякой привлекательности, но некоторым мужчинам нравится падать так низко; вероятно, она потакает их самым грязным инстинктам. Мать обладает правами на девочку лишь потому, что родила ее, и только. Бабетта стала приходить ко мне все чаще и чаще. Ей хотелось кушать, хотелось поговорить со мной, хотелось, чтобы ее обняли и приласкали. Короче, хотелось того, что при нормальных родителях дети воспринимают как само собой разумеющееся. Я постепенно привыкла к ней, а потом и полюбила. Бабетта вовсе не маленькая принцесса, способная очаровать кого угодно. У нее прыщи. Она тупица. Пишет слово «математика» через «и», а на уроке географии путает Эквадор и экватор. К сожалению, в некоторых отношениях она слишком похожа на мать.
— Ребенку всегда важен контакт с настоящими родителями, насколько он возможен. Из многочисленных исследований мы знаем, что у детей в переходном возрасте возникают тяжелейшие проблемы с самоидентификацией, если они не видят рядом своих родителей. Ведь, глядя на них, ребенок думает: ага, эти люди произвели меня на свет, значит, я такой (или такая), как они. Понимаете? Представьте себе, что вы бы не знали, в какой стране родились.
Ильдирим показалось, что она попала в театр абсурда.
— Да вы уже говорили мне это!
Социальный педагог Краффт немного растерялась:
— Да, верно. Говорила. Видите ли, мы всегда так говорим. Теперь я вспомнила. Вы родились в Гейдельберге, то есть в Германии.
Ильдирим кивнула и посмотрела в окно. Оно, как и остальные окна Управления по делам молодежи, выходило на мощеный внутренний дворик. Сюда почти не доносился шум с бурлящей жизнью Нижней улицы, а то, что в тридцати метрах от нее проходит один из наиболее популярных в Европе туристских маршрутов, гейдельбергская Хаупт-штрассе, Главная улица, трудно было и заподозрить. Тут было просто очень тихо.
— Ну хорошо. — Фрау Краффт наконец собралась с мыслями. — Пожалуй, в самом деле для ребенка полезней всего, если в его жизни наступит стабильность. Вот только существуют некоторые формальные препятствия, законы, да, именно законы.
— Понимаю, — ответила Ильдирим, — я сама юрист.
— Вот-вот. — Краффт впилась глазами в неумелый детский рисунок, висевший на стене, словно видела его в первый раз. — Например, вы ходите на работу. Значит, ваши возможности заботиться о ребенке ограниченны.
— Это я могу уладить. Скажем, найду для Бабетты репетитора, когда наконец в наших делах появится ясность. Кроме того, — солгала она, — я подумываю о том, чтобы перейти на неполный рабочий день.
Краффт находилась сейчас там, где мечтают бывать как можно чаще все педагоги, — у длинного конца рычага. Поэтому она не торопилась с ответом.
Наконец она улыбнулась.
— С одной стороны, наши профессии похожи, мы обе обязаны знать множество параграфов, но с другой стороны, в семейном праве многое ориентируется на компромисс в пользу ребенка. А вы сильный вариант для Бабетты… — В раздумье чиновница уставилась в окно. Затем с неожиданным проворством вытащила из ящика письменного стола двух кукол — тряпичные мешочки в цветастых платьях, большой и маленький.
— Вообразим на минутку, что это красивая и просторная игровая комната для вас и Бабетты… — Краффт энергично смела с зеленой поверхности письменного стола штемпели, документы, диетический шоколад и все прочее. — Вот, допустим, вы садитесь на пол и играете вместе с девочкой. Покажите-ка на куклах, как вы это сделаете!
