куда-то вверх. Зеленые глаза были полузакрыты, превратившись в узкие щелки. Выражение лица ничем не походило на то, которое Милли так возненавидела на отчетном собрании. На этом лице выражалась безумная увлеченность, предельная сосредоточенность и странная тоска.
А самое странное, Милли смогла это выражение прочесть. Джек Бестон слышал космический рев кружащейся галактики, что врывался отовсюду. Но он к этому реву не прислушивался. Всем сердцем и душой он пытался поймать нечто, чего он никак не мог услышать. «В самом сердце смерча — тонкий голосок».
Джек Бестон хотел услышать послание со звезд — то единственное и неповторимое, которое скажет ему, что вся его духовная посвященность и тяжкий труд были не напрасны.
Милли внезапно смогла увидеть Джека насквозь так же ясно, как если бы его изнутри молния подсвечивала. Она смотрела и понимала. Она и сама точно так же стремилась услышать тот тонкий голосок. Она чувствовала свою неразрывную связь с этим человеком.
И, нравилось ей это или нет, но Милли ощутила внутри себя первое, едва заметное шевеление симпатии к дьяволу.
3.
ЗЕМЛЯ, ГОД 2097,
ДЕНЬ НЕВОДА МИНУС ОДИН
День Невода должен был стать колоссальным событием в системе Юпитера, пожалуй, еще более колоссальным в троянских точках Л-4 и Л-5, а самым главным было то объединяющее влияние, какое ему предстояло оказать на всю стремительно расширяющуюся Внешнюю систему.
Однако на Земле, расположившейся поближе к Солнцу и спустя тридцать лет все еще залечивающей старые военные раны, День Невода не мог соперничать с другими заботами.
Такими, к примеру, заботами, как тестирование для приема на работу во Внешней системе. Письменная его часть прошла тремя неделями раньше. Устное собеседование должно было состояться через час, и проводить его предстояло персоне, прибывшей на высокоскоростном корабле аж с самого Ганимеда. Янина Яннекс уставилась на восток в сторону восходящего солнца и задумалась, стоит ли ей вообще с этой персоной встречаться. Наверняка были десятки, даже сотни тысяч точно таких же претендентов. Менее одной тысячи пройдет испытание и покинет Землю ради курса обучения во Внешней системе. Причем подавляющее большинство этих счастливчиков составят юнцы лет двадцати с небольшим или еще моложе, тогда как Янине с Себастьяном было уже прилично за тридцать.
Янина сидела на восточном краю платформы «Глобальных минералов» — на самом-самом краешке, только чтобы оттуда не сверзиться. Ноги ее болтались в холодной соленой воде восточного шельфа Мальвинских островов. За спиной у Янины негромкое тумкал громадный экстрактор. Верхняя часть этого гиганта изгибалась, становясь метровой толщины магистралью, что стрелой уходила на юго-запад, мимо Фолклендских островов, до самого побережья у Пунта-Аренаса.
Хребет экстрактора нырял точно сквозь середину платформы «Глобальных минералов», доходя до самого океанского дна. Янина и Себастьян, согласно их должностным инструкциям, были «ответственными за функционирование экстрактора» в течение утренней смены, от которой теперь остался всего лишь час. На практике же получалось так, что о любой перемене в работе экстрактора, утечке газа или уменьшении потока метана объявляла сирена, достаточно громкая, чтобы пробудить мертвеца. А затем проблема по определению выходила из сферы ответственности Яны и Себастьяна. Им лишь требовалось немедленно бежать со всех ног и будить вышестоящего работника «Глобальных минералов» — если, конечно, он каким- то чудом весь этот тарарам проспал и уже на палубе не появился.
Солнце уже было достаточно высоко над горизонтом, но здесь, в месяце июле на пятидесяти градусах южной широты, ветер с зимнего океана Южной Атлантики оставался свежим весь день. Яна вынула босые ноги из ледяной воды, осмотрела чуть ли не как у обезьяны длинные пальцы, остудившиеся теперь до синевато-красного оттенка, и нижним краем свитера их вытерла. Она уже слишком долго здесь просидела, размышляя в предрассветной дымке. Ей предполагалось быть оптимисткой, активисткой, хозяйкой собственной судьбы типа «как захочу, так и будет». Только вот сложно было всем этим быть, когда ты чувствовала, что следующие несколько часов принесут тебе одни разочарования. И если так реагировала она, что же тогда испытывал Себастьян?
Яна обулась, не без труда распрямила конечности и по десятиметровой лесенке взобралась на главную палубу платформы. Найти Себастьяна было несложно. Лишенный вкуса Яны к легкому мазохизму, он всегда забивался в самую теплую и защищенную точку платформы, которая одновременно предлагала ему максимально широкий угол верхнего обзора.
Сегодня Яна нашла Себастьяна на западной стороне экстрактора, славно защищенной от ветра. Не желая себе никаких тягот, он валялся там на спине и глазел в небо.
— Ну что? — спросила Янина.
Не глядя на нее и даже словно бы не осознавая ее присутствия, Себастьян негромко произнес:
— Скопление к северо-востоку. Тройной слой, высококучевые над слоисто-кучевыми поверх дождевых, все движутся в разных направлениях. Направление ветра на каждой высоте иное. Через час будет дождь, могу спорить.
Яна не хотела ни спорить, ни глядеть на северо-восток или в любых других направлениях. Облака всегда оставались облаками — и дело с концом. Подойдя к Себастьяну, она тревожно над ним нависла.
— Я не про погоду, Себастьян. Про собеседование.
— А что с ним такое?
— Оно уже меньше, чем через час. Я нервничаю.
Он медленно сел. Себастьян все делал медленно, так что Янине порой страшно хотелось на него наорать. Иногда она так и делала. Но это ничего не меняло.
— Ты совершенно напрасно нервничаешь. — На его круглом как Луна лице сияла улыбка. — Если мы не пройдем, работа у нас все равно останется.
Да уж, работа. Работа, с которой вполне мог справиться какой-нибудь автомат. Работа, которая требовала так мало твоего умения и энергии, что человек вроде Себастьяна мог целыми днями валяться и радостно глазеть на вечно меняющиеся скопления облаков над Южной Атлантикой, и никто из начальства ни о чем его не спрашивал. Тупиковая работа для любого землянина, тогда как Внешняя Система отчаянно нуждалась в людях, пусть даже за пределами Пояса их подбирали с такой привередливостью, что кандидат с Земли чувствовал себя членом колонии прокаженных, пробующим в элитные массажисты устроиться.
Ничего этого Яна не сказала. Если по-честному, она просто не смогла. Ведь именно она настаивала, она подпихивала, умасливала и улещала, пока Себастьян не согласился с тем, что им двоим следует попробовать наняться на работу во Внешней системе, причем единой командой. Они были примерно одного возраста, но еще со времени их спасения из разгромленного северного полушария и переезда в лагерь для перемещенных лиц Яна чувствовала себя кем-то вроде его матери. Пожалуй, если бы она попробовала наняться одна, ее шансы бы увеличились, но на это она никак пойти не могла. Кто бы тогда присматривал за Себастьяном? Он был совсем неглупый, и наплевать, что по этому поводу говорили другие. Но он был странный, и этого нельзя было отрицать. Себастьяна спасли маленьким мальчиком, но даже теперь, в свои тридцать пять, он оставался во многом как ребенок.
— Нас будут расспрашивать как единую команду, — осторожно сказала Яна. — Пообещай мне одну вещь.
— Обещаю.
— Ты еще не знаешь, что это. Пообещай мне, что будешь говорить. А то, когда мы на эту работу устраивались, ты просто как большая дохлая рыба сидел.
— Но ведь мы получили эту работу. — Себастьян опять улыбался, нежно и беззаботно. — Ладно, я буду говорить. Или попытаюсь.
— Тогда хорошо. Давай хотя бы попытаемся выглядеть представительно. — Улыбаясь Себастьяну в ответ, Яна протянула руку, чтобы помочь ему встать. Она любила Себастьяна, и она всегда будет его любить. Не в сексуальном смысле, конечно — от этой мысли Яну аж передернуло, — но как самого близкого
