соусом. Пусть арабы спиваются!
– Вкуснятина.
– Ага, – согласился со мной Берхан.
Всё же есть что-то общее у моих негров и хохлов, и это общее – любовь к салу. С той скоростью, с которой местное население пристрастилось к новой пище, скоро придётся заниматься разведением бегемотов, а то дикие вымрут.
– Принц, как ты вообще догадался, что солёный жир может быть таким вкусным?
– Я же вам рассказывал – Господь накидал мне полную башку знаний взамен утраченной памяти.
– Нет, ну, с твоими заводами и фалангой всё понятно, дело государственное, полезное. Но сало?
– Эх, Берхан. А ты подумай, солдат будет сражаться лучше, если знает, что его накормят дерьмом или вкуснятиной, наподобие того же сала? – С этими словами я схарчил ещё один ломоть. Действительно, вкусно, почти как свиное сало. – Ладно, расскажи лучше, как идёт подготовка?
– Хорошо идёт. Плавать все научились, спасибо парням с берега Таны. Эти твои ласты… это что-то! Мы плаваем быстрее лодок. Особенно когда танцы догадались плавать не сгибая коленей. Со скрытностью тоже неплохо – все из моих парней умели тихо ходить, сейчас охотники только подтягивают городских, вроде меня. С луками получается плохо – отлично стреляют только пятеро охотников, и они говорят, что здесь ничего не поделаешь – надо учиться с детства. Зато с метанием ножей полный порядок.
– Это радует. Организуй, пожалуй, группы вокруг лучников. Если придётся разделяться во вражеском городе – пригодится. Что там с Женом?
Берхан ухмыльнулся, запив кофе кусок лепёшки.
– Гоняем. Толковый парень. Постоять за себя уже может. Отдал бы ты его нам полностью, сделали бы из него бойца на славу – он мелкий, но жилистый и быстрый. Как змея. Жаль, поздно за него взялись.
– Тут уже ничего не поделаешь. Сам его нашёл совсем недавно. Да и забот у него гора вдобавок к тренировкам. Я вот думаю, не загоняю я его?
Берхан подумал:
– Нет. Он справляется. С нами он отдыхает головой, а без нас он отдыхает телом. Даже силы есть на дочку кузнеца облизываться.
– Там есть на что облизаться.
Мы заржали.
– Принц, а тебя твоя индианка не ревнует?
Боец гнусно улыбнулся мне.
– Тьфу на тебя. Абеба совсем ещё дитё, да и Жен по ней сохнет. И вообще, Симран меня вполне удовлетворяет.
– Как она, кстати? Арабский лекарь её завтра ведь кромсать будет.
– И не говори. Волнуется. Но глаз хочет сильно, пусть и незрячий… готова под нож этого коновала лечь. Эх, женщины.
– Принц, почему коновала? Даже я слышал, что арабские лекари – лучшие. А как толстый Жен его нахваливал…
– Я этому лучшему лекарю два часа в голову вдалбливал, как нужно обеззараживать инструменты и место, где он режет. Если эта скотина запорет операцию, я его на кол посажу. А потом в масле сварю.
Берхан чуть не поперхнулся салом.
– Ну ты и кровожаден, принц! Ты в неё, случаем, не влюбился? Такие кары за девку придумываешь.
– А ты в Каасу?
– Ну ты загнул. Каасу я полжизни знаю. Мы как братья – друг за друга на смерть готовы.
– Так я жизни той помню меньше чем полгода. Вот и думай, что Симран я знаю почти полжизни, а вас, раздолбаев, практически с самого младенчества. Ладно, мне пора.
– Мяу!
У моих ног возмутилась кошка – перед ней лежала ещё недоеденная миска с фаршем.
– Тебе тоже пора, доешь на слоне.
– Фырк!
Кошка махнула хвостом и отправилась к слону, оставив мне нести её миску.
– Принц, у меня такое чувство, что ты это мохнатую бестию понимаешь и она тебя тоже.
Берхан поднялся из-за стола.
– У меня тоже такое чувство, но не проверишь же. Артемида по-человечески говорить отказывается. Даже Хитрый Глаз отказывается, а он точно по-оромски понимает.
Вечер я провёл с Симран. Девушку колбасило от смеси страха и предвкушения – видеть своё отражение с повязкой на глазу ей было почти физически больно. Каждый такой взгляд возвращал её на рабский корабль и никак не давал забыть перенесённые боль и унижения… Её метания меня, если честно, несколько задрали. Раз уж приняла решение, зачем трахать себе и окружающим мозги? Хотя, с другой стороны, я её понимал: операция в Средние века – это страшно. Да и оставлять её одну было стрёмно – кроме меня, у индианки не было никого. Совсем. Да, лекаря я действительно посажу на кол, если он мне убьёт секретаршу.
Утром была операция. Я ни черта не выспался – полночи «успокаивал» девушку… Она на меня набросилась, как будто в последний раз. Не то чтобы я возражал, но недосып утром мне хорошего настроения не добавил… Сама операция – жуть. Лекарь напоил девушку какой-то хренью, и она вскоре вырубилась. Потом коновал разложил свои инструменты, и я понял, что если останусь, то меня или стошнит, или я проломлю голову арабу своей новой кувалдой. Так что я оставил секретаршу на попечение докторов, а сам сделал ноги, приказав известить меня, как только ужас закончится.
– Думаешь, он в неё втрескался?
– Скорее всего. Ему ведь и восемнадцати лет нет.
Воины сидели на каменном выступе, поодаль от лагеря.
Уже стемнело, и войска отправились на боковую. Новобранцы были вымотаны тренировками, а спецназовцы мудро отсыпались, пока была возможность. Только часовые обходили затихший лагерь, да и тех было немного – полк встал в самом сердце дружественных земель. Воздух понемногу холодал, но камень всё ещё хранил в себе дневное тепло, и друзья не преминули этим воспользоваться.
– Ни черта себе, какие ты числа выучил! Раньше бы на пальцах показал.
– Да пошёл ты…
– Шучу. Но знаешь, иногда он мне кажется старше… то ли наш ровесник, то ли даже постарше.
– Не знаю. Ты с ним больше общаешься. Хотя что-то в этом есть. Никак не забуду, как он меня скрутил… Не мог Ягба знать эту борьбу. Никак не мог. Я во время похода порасспрашивал мужиков, что его знали до случая с лошадью. Принц учился драться на совесть, но вот учить его борьбе было некому. А придумать самому – нет, слишком зелен он. Да ты и сам видишь, Ягба только основы восточной борьбы знает.
– Да, это ты у нас мастером заделался. А как насчёт знаний свыше? Он говорит, что Бог ему даже про сало рассказал.
Кааса посмотрел по сторонам и тихо шепнул другу:
– Не вздумай никому говорить, но… врёт он всё.
– Чего?!
Такой реплики от друга Берхан не ожидал.
– Ты знаешь, брат, я вижу, когда кто-то брешет. У всех по-разному: у кого-то лицо меняется, у кого-то осанка, но я вижу.
– Да, знаю.
– Так вот, принц с нами честен практически всегда. В отличие от многих других командиров. Но вот как заходит речь про его знания – врёт.
– Ни хрена себе. Но если это всё не от Бога, то откуда? Может, на самом деле он память не терял?
– Да нет… про то, что он ни хрена не помнит, он правду говорил.
– Думаешь, от… – Амхарский мечник многозначительно указал себе под ноги.
Кааса поморщился: