стесняйся.
Да, вот теперь я вспомнил, Филька развернул в Одессе какой-то бизнес и вроде даже преуспел. Понятно, отчего так напирает на угощение. Стиль жизни.
– Филька, мне «Боржоми», помнишь, вода была такая минеральная. Договорились?
– Давай уже, иди, спускайся, будет тебе «Боржоми», праведный ты наш.
Он разгуливал по холлу, резко бросая слова в сотовый телефон, почти не заметный в его волосатой ладони. Растолстел, поседел. Походка хозяина жизни; ногу ставит на каблук, животик выпячен, подбородок задран кверху. Одет во все черное: тонкий свитер под горло, черная куртка, не кожаная, а типа тонкой дубленки, хорошо отутюженные брюки, туфли без выкрутасов, простая гладкая кожа, но за версту видно – дорогая обувь.
– Братишка! – Филька распахнул объятия и сгреб меня в охапку. Пахнет «Эгоистом» – мужской одеколон, «Шанель».
– Пойдем, дорогой, пойдем!
Телефон в его руке продолжал верещать уже из-за моей спины. Филька расцепил охват и грозно рыкнул в трубку.
– Обсуждалово закрываю. Бай!
Зал, в котором проходила моя свадьба, я узнал с трудом. Уюта в нем не прибавилось, а дурного вкуса стало заметно больше. Ковровые барельефы на стенах сменились кричащими постерами с изображением сильно волосатых существ среднего пола. Те, которые без бороды, скорее всего, могли оказаться девушками, хотя в такой компании ни в чем нельзя быть уверенным до конца.
В ресторане царила атмосфера интима, то есть, отличить вилку от ложки можно было только на ощупь. Юпитеры под потолком освещали лишь фотографии волосатой компании, всем остальным приходилось довольствоваться отраженным светом. На высоких стульях у стойки бара в живописных позах сидели четыре девушки. Лампочки, вделанные в верхнюю панель стойки, высвечивали их, словно артистов на сцене. Тихо играла музыка, и это, несомненно, была главная удача вечера.
– Ты знаешь, Филька, по-моему, такое затемнение устраивают, чтоб клиент не разобрался, какую гадость ему навалили в тарелку.
– Да нет, еда у них классная, сейчас сам определишь.
Из полумрака внезапно материализовался официант и вкрадчивым голосом попросил пройти за столик. Приглашающе взмахнув рукой, он пошел впереди, указывая дорогу. Двигался официант с грациозностью огромной котяры.
Столик оказался солидных размеров столом, густо уставленным тарелками и бутылками разного калибра.
– Приятного общения, – пожелал официант, – если понадоблюсь – я рядом.
Он вдвинулся в полумрак боком, словно в волну, и тут же исчез.
– Филька, я же тебя просил!
– А ты не ешь, не ешь, ты только смотри и пей свой боржомчик. Вот, бутылочку приготовили.
При слове «боржомчик» официант проявился из темноты, одним движением сорвал закрывашку, бесшумно наполнил стоящий передо мной бокал и снова пропал.
– Я ж целый день на работе, верчусь, бегаю, не до «поесть», так хоть поужинаю по-человечески, с оттягом.
Глаза привыкли, и содержимое тарелок приобрело вполне привлекательный вид. Филька набулькал вина из бутылки с длинным горлышком и, протянув ко мне фужер, предложил:
– Со свиданьицем?
Я осторожно звякнул о фужер своим бокалом.
– Будем здоровы!
Ел Филька быстро, но аккуратно. Не чавкал, не елозил локтями по столу. В общем, вел себя вполне достойно.
– Извини, – сказал он, прерываясь на секунду, – заморю родимого, чтоб сосать перестал, и поговорим.
Одна из четырех девиц соскользнула со стула перед стойкой и направилась в нашу сторону. Походка однозначно выдавала как ее профессию, так и намерения. Бедрами она покачивала так, будто в ресторане сильно штормило, и палуба убегала из-под ее сильно обнаженных ног. Юбка у девицы заканчивалась там, где должны были начинаться трусики, а верхние пуговицы блузки она позабыла застегнуть.
– Мальчики, вам не скучно?
Филька прожевал, отхлебнул из бокала и коротко приказал:
– Пошла вон.
Девица развернулась и, так же виляя бедрами, вернулась к стойке.
–Зачем ты так грубо?
– Дешевка, титька тараканья. Посидеть нельзя спокойно, липнут, точно шпроты на усы.
Филька тщательно утерся салфеткой, откинулся на спинку стула, вытащил из пачки сигарету и со вкусом прикурил.
– Хорошо! Вот в такие минуты я чувствую вкус жизни, ее течение, как она огибает меня, пенит, бесится, будто вода в джакузи, а я запускаю в нее руки по плечи и вырываю свое.
Одно из правил психометрии гласит: разговаривать с каждым человеком на его языке. Первый слой этого правила означает переходить на метафорический уровень собеседника и понятную для него лексику. Второй, и главный, разговаривать о нем самом.
В принципе главная цель любой беседы – поговорить о собственных проблемах. Прислушиваясь к разговорам на улице, в автобусе, я постоянно поражаюсь человеческой способности вести длинные разговоры с воображаемым слушателем. Предположим, двое уселись поговорить, и первый хочет сообщить второму нечто о себе, рассчитывая на сочувствие и поддержку. Но стоит ему умолкнуть, как вместо понимания собеседник вываливает на него свои проблемы. Разговора, по существу, нет, каждый обращается к воображаемому слушателю, и в результате высокие договаривающиеся стороны расходятся, в лучшем случае ни с чем, а в худшем – с ощущением напрасно потраченного времени.
Психометрист – тот, кто умеет слушать. Дайте человеку возможность поговорить о себе, расспросите, покивайте головой, произнесите несколько ободряющих слов – и он ваш.
В полном соответствии с правилом я задаю вопрос. Просто и в лоб.
– Слушай, мы же с тобой столько не виделись. Расскажи, что ты делал эти годы?
Филька довольно щурится.
– Эх, сколько видано! С тех пор, как мы в этом зале твою свадьбу гуляли, столько всего утекло.
– Помнишь, значит, свадьбу.
– Конечно, ваш стол стоял там, где сейчас бар, а я у окна сидел, под постером. Кстати, Вера тебе еще не надоела? Сколько лет можно яйца в одно гнездо складывать, м-м-м??
– Еще нет.
– А то смотри, могу профессионалку подкинуть! Бедраж, шапочки для близнецов – четвертый номер, гнется, словно пружина, но не ломается. О деньгах не думай, все за счет заведения!
– Филька, ты же о себе начал, а на меня перешел. Не дело, братишка!
– Тоже прав, вот где ты прав, там ты прав, ничего не могу сказать. Есть среди вас всякие, воображают много, ходят фертами, а задница в заплатах.
– Ты о ком?
– Да о твоих дружках из общества психометристов. Мотла знаешь?
– Знаю.
– Я с ним вместе в строительном управлении пахал, лет пятнадцать назад. Был не лучше других: воровал, где мог – не стеснялся, пиво вечером вместе принимали, девку-нормировщицу в углу обжимал. А теперь, психометрист, психометрист, герой нашего времени! Я ему говорю как-то: ты про Краснодеревщика слышал? А он мне дурачка строит, – какой такой Краснодеревщик? А я ему говорю, этой мой прадед. Когда твои родственники на Привозе гнилой селедкой торговали, про моего слава на всю империю шла.
– На какую империю?
– На Российскую! Ты что, забыл? Краснодеревщик ведь и твой прадедушка, не только мой.
