самые действия рождают огонь, невозможный, необъяснимый огонь – и вмиг все забыто, мир выглядит по- другому. Примерно то же самое испытала Оливия.
Стена из белого мрамора, на которой до сих пор завершались попытки Оливии проникнуть в Сад, вдруг рассыпалась водяной пылью. Пропуск в Сад означал: она принята в Мастера.
Написано в наших книгах, что каждому сад представляется сообразно его стилю мышления. Оливия попала в самый настоящий Сад с пышными, заботливо ухоженными клумбами. Каждый цветок представлял собой корень души психометриста, и, прикоснувшись к лепесткам, можно было увидеть его прошлое, будущее, особенности характера, связи с другими людьми, предстоящие испытания – то, что называется судьбой. Оливия долго гуляла по Саду, осторожно поглаживая бутоны.
«Психометрия жива, – повторяла она, – отец ошибся, психометрия жива».
В углу сада, неподалеку от калитки, прорезанной в высокой ограде из замшелых камней, полных уютных расщелин, углублений и трещин, чуть колебалась под дуновением ветерка прекрасная роза. Высокий, гордый стебель, усеянный щипами, поддерживал пышный бутон. Сверкающие капли росы украшали его, словно алмазы украшают корону.
Оливия протянула руку, желая прикоснуться к цветку, посмотреть, чья душа кроется за этим великолепием, но пальцы уткнулись в невидимую преграду. Она попыталась еще, и еще раз – безрезультатно. Цветок словно находился под незримым колпаком. Тогда Оливия мягко надавила на преграду и... чуть не упала от внезапного головокружения. Попробовала еще раз – и вновь такой же результат. Сомнений быть не могло – цветок был корнем ее собственной души.
Отворив потихоньку калитку, Оливия вышла за ограду. Перед ней простиралось огромное, безграничное поле, беспорядочно заросшее сорняками. От калитки в глубину поля уходили разбегающиеся тропинки, с трудом различимые в зарослях. Кусты черных колючек безжалостно врастали в мягкие стебли лопухов, подорожник стелился перед чертополохом, вдоль влажного ствола мальвы карабкался вьюнок, бугенвилия опиралась на кактус, роняя лепестки на его иглы.
Сделав несколько шагов по тропинке, Оливия остановилась. Растения плакали, визжали, ревели разными голосами, создавая ужасающую какофонию. Насколько же она отличалась от тихой музыки Сада!
«Разобрать, распутать, расчистить это поле не под силу ни одному садовнику», – подумала Оливия. – Проще уничтожить все сорняки и засадить его заново».
Она вернулась в Сад и плотно затворила калитку, дав себе слово никогда больше не выходить за пределы ограды.
Отец оказался прав: рыбак разнес по всему побережью рассказ о чудесном исцелении, добавляя при этом, что столь мгновенное исчезновение раны можно объяснить только колдовством. В те времена к магии относились, как к домашнему животному, знахари практиковали в каждой деревне, и, хоть официальные власти строго наказывали выявленных колдунов, на самом деле, ворожили очень и очень многие. Постепенно, с усилением церкви, чародейство сошло на нет и сегодня представляется чем-то удивительным и необычным, тогда же излечение с помощью магии было самым обыденным делом, а грозные указы герцога отпугивали только самых трусливых.
На островок потянулись больные. Оливия не давала никому ступить на землю, лечение происходило прямо в лодках, качающихся у причала. Отец, сидя в кресле, внимательно наблюдал за процедурами.
Платы Оливия не брала, но благодарные пациенты одаривали ее, чем могли, со слезами радости предлагая немного муки, фрукты, сушеные овощи, мед. Отказать было невозможно, и постепенно маяк заполнился продуктами. Думать о пропитании Оливии больше не приходилось, все ее время теперь оказалось разделенным между заботой о маяке, упражнениями и лечением.
Постепенно слух о ней прошел по всей Иллирии и докатился до ушей герцога. Так-ли, нет-ли, дуй-ли, вей-ли, но правитель обязан отреагировать, и на остров отправился придворный врач, для расследования и уточнения обстоятельств. Лекарь прихватил с собой камердинера с застарелой «рожей» и, представившись родственником больного, повез его на остров. Оливия, сразу раскусив, в чем дело, виду не подала и провела процедуру, как обычно, лишь слегка сместив акцент с врачевания руками на благодатное воздействие трав. Вернувшись во дворец, врач написал пространный отчет об удивительном влиянии прогретой почвы на целебные свойства трав и полностью отмел подозрения в колдовстве. Впрочем, злые языки утверждают, будто врач и камердинер застряли в придорожном трактире «У Мэри» и несколько дней изрядно накачивались шерри-бренди, поэтому на остров прибыли в состоянии плохо подходящем для проведения серьезного расследования. Но разве можно полагаться на злые языки!
Вскоре после этого случая, герцог во время охоты потерял равновесие, выпал из седла и попал под лошадь. Ранение оказалось не опасным, но рана в боку, оставленная копытом, загноилась, и правитель Иллирии оказался во власти врачей. Вместо решения государственных вопросов, ему пришлось выслушивать пространные рассуждения о горячем, холодном, сухом, мокром и прочих постулатах прогрессивной средневековой медицины. После интенсивного трехнедельного лечения его здоровье основательно пошатнулось, и он вспомнил о целительнице.
Гонцы, посланные к Оливии, вернулись с ответом, многим показавшимся дерзким.
– Я буду рада помочь герцогу, – значилось в коротком письме, – но лишь при условии, что ни он, ни его слуги не ступят на землю островка.
– Посмотрим, – решил предусмотрительный герцог, – если лечение поможет, я выполню ее требование, если же нет – посмотрим.
На следующий день яхта под флагом Иллирии бросила якорь напротив маяка. Герцог с трудом спустился в шлюпку, гребцы налегли на весла, и спустя несколько минут Оливия почтительным поклоном встречала правителя.
Процедура оказалась недолгой, и вскоре герцог вернулся на яхту. К вечеру он почувствовал себя несравненно лучше, поутру сумел самостоятельно сесть в седло, а через два дня рана совершенно затянулась.
– Всемилостивейшая госпожа Оливия, – значилось в письме, доставленном на маяк, – благодаря вашему искусству Иллирия снова получила правителя, а я вновь обрел радость жизни. Любая награда, которую вы соблаговолите принять, будет вручена вам немедленно.
Ответ не замедлил последовать, Оливия попросила в подарок островок с маяком, обязуясь вместе с отцом выполнять работу смотрителя.
Высочайшее указание обнародовали в тот же день, и с тех пор островок принадлежит психометристам. Маяк и сад Оливии бережно сохранялись на протяжении нескольких столетий и были разрушены только в конце двадцатого века, при бомбардировках Сербии авиацией НАТО.
Рана в боку герцога исчезла без следа, но вместо нее открылась иная рана, врачевание которой оказалось куда более сложным делом. Прочитав любовное послание, написанное высочайшей рукой, Оливия несколько часов пребывала в растерянности.
В те времена психометрия еще не влилась в единое русло и походила на дельту бурной реки, где каждый рукав пробивается к морю своей дорогой. Многие понятия, сегодня кажущиеся основными, тогда представляли собой предмет живейшего обсуждения и ожесточенных споров. В частности, главенствовало мнение, что Мастер располагается выше любви, супружеской жизни и продолжения рода. Его фигура больше походила на схимника, взирающего на мир сквозь призму отрешенности. Принцип – «ногами стоять на земле, а головой уходить за облака» – был сформулирован много позже.
Герцогу Оливия решительно отказала. Но отказ только распалил его чувства. Каждый день на остров начали прибывать посыльные, вываливая на пристань корзины цветов, оставляя сундуки с роскошными платьями, передавая футляры с драгоценностями и страстными посланиями. Положение Оливии стало весьма щепетильным: отказывать всесильному правителю Иллирии опасно, принять его предложение – невозможно. Оставался лишь один выход…
Дело в том, что главное правило Мастеров – никогда не использовать духовные силы для личного благополучия. За нарушение Космос наказывает моментально – двери сада закрываются перед отступником, а без доступа к корням душ Мастер превращается в краснобая.
Оливия долго взвешивала на весах совести и характера, имеет ли она право воспользоваться своими возможностями и, после долгих колебаний, решилась.
Отыскать корень души герцога оказалось совсем не простым делом. Несколько дней Оливия потратила
