жениха определялась глубиной его познаний в Торе: чем большее впечатление производил он своими знаниями на знатоков Писания, тем на более знатную и богатую невесту мог рассчитывать. Помимо приданого, в условия брачного договора обычно включалось и то, сколько именно лет отец невесты берется содержать будущего зятя, с тем чтобы он мог беспрепятственно посвятить себя изучению Торы. Таким образом, еврейские мужчины если и овладевали каким-либо ремеслом, то происходило это довольно поздно, а основная забота о содержании семьи ложилась на плечи женщины.
В 18 веке начался постепенный отход евреев от этого образа жизни. И, тем не менее, вплоть до Октябрьского переворота значительная часть евреев, живших на территории Российской империи, ревностно соблюдала заповеди иудаизма. Понадобились десятилетия организованной Советской властью борьбы с «религиозными предрассудками», кровавые репрессии против раввинов, резников, преподавателей Торы и других «служителей культа», закрытие еврейских школ и другие меры, чтобы основная масса советских евреев утратила связь с верой своих отцов и дедов и стала совершенно невежественна во всем, что связано с еврейской традицией и религией.
Когда же в конце 1980-х сотни тысяч евреев репатриировались из СССР в Израиль, многие из них, будучи уже в зрелом возрасте, обладая современной профессией, полученной в том или ином советском вузе, заново открыли для себя иудаизм, еврейскую философию и систему еврейских ценностей и, как принято говорить на иврите, «вернулись к ответу», то есть начали вести еврейский религиозный образ жизни.
Некоторые из них, подобно Леве, главному герою этого рассказа, решили посвятить себя целиком изучению Торы, влившись в ряды религиозных ортодоксов и став учащимися ортодоксальных ешив.
Как уже догадался читатель, Яков Шехтер хорошо знает и любит этот мир еврейских ортодоксов и в то же время весьма далек от того, чтобы его идеализировать.
Честно и точно он воссоздает атмосферу ешивы с предельной самоотдачей учению, с острыми и увлекательными спорами вокруг того или иного раздела Талмуда, с жестким и непрестанным интеллектуальным соперничеством, которое идет между ешиботниками и высшей наградой в котором являются похвала и особое отношение раввина, ведущего тот или иной курс.
Честно и точно воссоздает Шехтер и те ощущения и переживания, которые захлестывают его героя Леву – способного еврейского мальчика, хорошо учившегося в школе и в институте и вдруг оказавшегося в мире, где все приобретенные им прежде знания оказываются никому не нужными, где ему всё, в том числе и сам язык, нужно начинать учить «с нуля». А потому вряд ли стоит удивляться тому, что это учение дается ему так непросто, как и тому легкому пренебрежению, с которым к нему относятся другие ешиботники.
Наконец, Шехтер пунктуально, можно сказать, этнографически точен в описании процесса сватовства и женитьбы у еврейских религиозных ортодоксов. Все именно так и происходит: сваты или другие посредники предлагают юноше и девушке, которые, с их точки зрения, являются «подходящей парой», встретиться и познакомиться, причем встречи эти обязательно должны протекать «на людях», нередко – под наблюдением родственников невесты. После двух-трех таких встреч молодые должны дать ответ, готовы ли они сочетаться браком или решили, что они друг другу не пара, и продолжить поиски своей половинки.
Писатель не скрывает и тех опутывающих ортодоксов условностей, которые руководят всей их жизнью, – к примеру, тот факт, что какие бы успехи Лева ни проявлял в учебе, он никогда не сможет жениться на девушке из «очень хорошей религиозной семьи». Более того – он воспринимается такой семьей в некотором смысле ущербным, так как был зачат своей матерью без омовения в микве, то есть в состоянии ритуальной нечистоты.
Таким образом, евреи-выходцы из бывшего СССР, вернувшиеся к религиозному образу жизни, все равно полноценной частью общины религиозных ортодоксов не являются и могут сочетаться браком лишь с такими же новообращенными, как и они сами.
В этом мире еврейских ортодоксов и разворачивается психологическая драма, описанная в рассказе. Драма вроде бы чисто еврейская, но в то же время, безусловно, имеющая общечеловеческое звучание, делающее рассказ Якова Шехтера интересным для любого читателя.
«Лошадь не стесняется, когда опрокидывает телегу!»
Эта первая фраза рассказа вроде бы относится к разъяснениям Левиного раввина о том, как еврею следует выбирать себе жену, но в итоге она оказывается относящейся к самому Леве: это ему предстоит «перевернуть» телегу уже налаженного сватовства. И при этом он даже не будет испытывать особой вины перед девушкой, которую оскорбил этим поступком!
Коллизия же рассказа настолько жизненна и настолько сложна, что, как и в жизни, чрезвычайно трудно вынести однозначные нравственные оценки ее героям.
Поступок Левы, не решившегося прямо сказать Злате, что она ему не нравится, объяснить и ей, и своему раввину, что он не считает их брак возможным, и вместо этого сбежавшего от собственной помолвки, кажется бесчестным. В конце концов, Злата и ее родители и в самом деле никак не заслужили такой пощечины. Более того – своим поступком Лева укрепил родителей Златы в их негативном отношении к религиозным евреям и к иудаизму, и это тоже усугубляет его вину.
Но разве дело в Леве или только в Леве?! Разве раввин не подверг его самому настоящему прессу, по сути дела, принуждая его к женитьбе на девушке, которая ему не нравилась?! В конце концов, если сильно перегрузить телегу, то не надо удивляться тому, что лошадь ее перевернет в знак протеста!
Да, но ведь лошадь-то потому и переворачивает телегу, что не способна высказать свое недовольство словесно. А Лева – не лошадь, Лева – человек! Почему же он до последнего момента молчал?!
И подобные дебаты о том, кто прав, а кто виноват в этой истории, можно вести долго…
Сами взаимоотношения Левы с его раввином психологически вполне объяснимы. Безусловно, для Левы, практически не помнящего родного отца, раввин на подсознательном уровне становится его заместителем. Не случайно он пытается подражать раввину поистине во всем – в этом тоже проявляются его инфантилизм и стремление найти замену отцу.
Этим же на самом деле и объясняется та тактика молчания, которую он выбирает, вместо того чтобы прямо сказать о том, что его мучает: отец не может, не должен не обратить внимание на такую странность в поведении сына – ведь он обязан понимать ВСЁ, что с ним происходит!
Но как раз душевной чуткости Левиному раввину и не хватает. И не только чуткости, но и подлинной мудрости. Ума, знания Торы – возможно, но не мудрости! Не случайно он предпочитает пользоваться в разговоре не собственными, а заемными, затверженными когда-то примерами и образами вроде того же образа лошади, опрокидывающей телегу, хотя этой самой лошади он никогда и в глаза не видел!
Настаивая на Левиной женитьбе на Злате, раввин, по сути дела, не видит в нем личность, индивидуума, имеющего право на некие отличающие его от других чувства. Для него он – «типичный молодой жених» и вообще некий «типовой еврей» с относительно «типовой биографией».
Однако ведь и реб Вульф является не менее ортодоксальным евреем, чем Левин раввин, но, тем не менее, его взгляд на природу брака совершенно иной. Для реб Вульфа супружеский союз – прежде всего союз двух индивидуумов, и его точка зрения – это тоже точка зрения ортодоксального иудаизма:
«Женитьба – это целое предприятие, – сказал реб Вульф, выслушав Левины сомнения. – С женой детей воспитывать, по ночам вставать, ухаживать за ней, если заболеет, раздражение ее выносить, после скандалов мириться. Когда начинаешь с человеком жить, многое чего открывается. Со стороны не заметишь, и ни одна сваха не расскажет, даже если и слышала. Это и когда любишь, тяжело, а если еле выносишь, вообще невозможно. Ты, конечно, сам решай, но я бы на твоем месте жениться не стал. Когда твоя пара попадется – сердце само подскажет».
О том, что Злата – не та девушка, с которой ему следует создать семью, вроде бы призван свидетельствовать и сон Левы в период мучающих его сомнений. Кубик, который он пытается безуспешно слепить из пены и льда, вероятно, является символом дома, невозможности построить этот дом вместе со Златой, а пронизывающий его во сне холод является антиподом тепла домашнего очага…
Тем не менее малодушие и эгоизм, которые проявляет Лева во всей этой истории, не делает ему чести и дает раввину право выставить его поступку ту страшную оценку, которую он и выставил. Об этом свидетельствует и попытка Левы сопоставить себя с Корахом (в христианской традиции – Кореем), выбравшим тактику молчания в общении с Моше. Но ведь Корах – один из самых отрицательных героев Библии, символ гордыни, жажды власти и многих других пороков. И наказание, посланное Кораху и его сторонникам Богом, было поистине ужасно…
