полиция не в силах…» («Т.Л.», 23.8.1905).
В начале августа в ауле Шамлыхе Елисаветпольской губ. на постоялом дворе были убиты и ограблены несколькими татарами (в том числе хозяином двора) местные русские: крестьянин М.,Попов и крестьянка М.Галкина. Попов был разрезан на части, при этом «ног, рук, носа, ушей не. найдено». Раненую Галкину добили камнями («Т.Л.», 18.8.1905).
31 августа у села Сейфалы (Елисаветпольской губ.) 4 вооруженных татарина ограбили 5 немецких колонистов, одного взяв в заложники и потребовав выкуп в 100 рублей. Когда брат заложника нес выкуп, он встретился с другой шайкой, которая его снова ограбила («Т.Л.», 18.9.1905).
В июне в районе с. Мазра (Елисаветпольской губ.) «появились известный местный беглец каторжник Муртузаи и персидский головорез Гасан Муса-оглы. С появлением этих лиц мусульманское население, в особенности кочевники, стали открыто нападать на стада, принадлежащие армянам.» («Т.Л.», 31.8.1905).
По наблюдениям татарского публициста Хан-Заде, «одним из печальных последствий татаро-армян-ского погрома следует считать усиление разбоев и грабежей в населенных армянами деревнях. Татары… нападают на мирных крестьян и грабят их, нередки и случаи убийств… Мало-мальски ловкий татарин, владеющий ружьем, бросает честный труд и старается жить за чужой счет.» («т.л.», 17.9.1905).
Постепенно татарское население так осмелело, что, например, в Казахе в ноябре (перед погромами) среди бела дня разоружали стражников, отбирая ружья и коней («Т.Л.», 11.12.1905). Летом-осенью 1905 года татарский разбой достиг грандиозных размеров. Конные и пешие шайки татар не ограничивались уже армянскими селениями, а нападали на все, что казалось достойным нападения: имения, станции, почтовые отделения. Агдамские молодцы, кроме прочего, «прославились» обстрелом почты, ехавшей в Шушу, и нападением на агдамское почтово-телеграфное отделение («Т.Л.» 8.9.1905). Вот как описывает шушинско- евлахский тракт очевидец: «На тракте нет ни пешеходов, ни фургонов, а только изредка промчится „казенная“ тройка с пассажиром-чиновником, под конвоем чапаров. По пути встречаются только конные татары, вооруженные ружьями, кинжалами и револьверами. На почтовых станциях полнейшее отсутствие жизни.» («Т.Л.», 23.8.1905). Не только тракты стали непроезжими, но и железные дороги оказались фактически в руках татарских шаек. Служащие разбегались. Татары отцепляли паровозы, обыскивали пассажиров, избивали, а нередко убивали армян (впрочем, армяне так же ссаживали с поездов и избивали татар) («Т.Л.»,1.12.1905). «По всему участку, от станции Дзетам до Евлаха, происходят ежедневно открытые вооруженные нападения на станции и путевые здания, похищается казенное и частное имущество, особенно шпалы и строительные материалы и инструменты.» («Т. п.», 1.12.1905).
4 декабря на станции Пойлы вооруженные татары ворвались в вагон, вытащили армянина Аракспян-ца, ехавшего из Казаха в Тифлис, и изрубили его «на глазах матери и войсковой части, охранявшей станцию», причем «на вопрос возмущенных пассажиров, почему охрана не предотвратила этого зверства, солдаты ответили, что им не приказано» («Н.О.», 6.11.1905).
Однако татары принялись нападать на войска. К концу ноября анархия достигла апогея.
Станция Тауз: «Надвигаются громадные полчища вооруженных татар, и сейчас идет перестрелка в поселке служащих на станции Акстафа, служащие и их семьи находятся в ужасном страхе. Станция охраняется 20 казаками.»
Станция Евлах: «В ночь на 21-е (ноября — П.Ш.) татарами приблизительно в количестве 300 человек сделано нападение на станцию, и с 6 час 50 мин вечера началась беспрерывная стрельба, продолжавшаяся до 1 час Ю мин ночи. После этого было обнаружено, что взломан пакгауз товарного склада, из которого на фургонах увезли огромное количество ценного груза… Разбойники, уходя, подожгли оставленные грузы в пакгаузе.» («Т.Л.», 23.11.1905).
Впрочем, нападения далеко не всегда кончались для татар столь благополучно. Так, на станции Саган- луг вечером 30 ноября толпа татар, «пройдя платформу, открыла сильный ружейный огонь по 12 охранной роте. По команде бывшего на станции подпоручика Попова, солдаты дали два залпа… после чего вся шайка разбежалась, оставив на месте пять мешков с награбленным имуществом.» («Т.Л.», 3.12.1905). 27 ноября в Нахичевани татары напали на казаков и убили четверых. В отместку казаки разгромили татарский базар в Нахичевани, а затем и село Джагры, в котором укрылись бандиты, перебив при этом множество татар, большей частью ни в чем не повинных. («И.О.», 6.12.1905).
«И только теперь, — резюмирует Амфитеатров, — когда против татарской анархии работали пушки и едва ли не приходилось двигать на Кавказ регулярные войска… Только теперь, в пламени Баку рассмотрела русская бюрократия, сколько самоубийства для государства, с разноплеменным и разноверным населением носит в себе аморальная политика: divide et impera» («Разделяй и властвуй» — П.Ш.) (А.В. Амфитеатров, стр. 53–54). Впрочем, последнее заявление оказалось чересчур оптимистическим: отбиваясь одной рукой от обнаглевших татарских банд, другой рукой администрация упорно продолжала разыгрывать опасную «татарскую карту».
БАКУ. ОКТЯБРЬ
С объявлением свобод Манифестом 17 октября в Баку, как и по всей России, начались митинги. Особенно модными были армяно-татарские митинги; был даже ученический армяно-татарский митинг (во дворе гимназии Александра III). Представители двух наций клялись на них в вечной дружбе и призывали к совместной борьбе за свободу. Но вскоре администрация опомнилась и вновь пообещала соответствующему контингенту отдать город на три дня…
«Патриотическая» демонстрация началась утром 20 октября. По улице двинулась «толпа, состоявшая из босяков, безработных и нескольких, по-видимому, интеллигентных лиц». В основном это были русские, но примешались и «подонки татарского населения под разными знаменами». Несли портреты Николая и персидского шаха. Били всех, кто не понравится, но в основном, конечно, армян. «Один армянин был зарезан даже у подъезда генерал-губернаторского дома. Было сожжено до двух десятков армянских домов. В Баилове толпа осадила дом с 200 обитателями-армянами. В последний момент солдаты спасли обитателей от верной смерти, переведя в казармы Сальянского полка; дом же был разграблен и сожжен. Солдаты и офицеры лениво наблюдали за происходящим, а на вопросы отвечали, что „им не приказано трогать русских и татар.“» («И.О.», 29.10.1905).
Дом в Баку, разрушенный во время беспорядков
Фотография из иллюстрированного приложения к газете «Московский листок», №№ 71–72, 1905 г. Фоторепродукция Григория Алсксаняна.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы войска бездействовали — скорее наоборот. Как и в августе, существовал приказ об обстреле домов: «Провокация артистическая, — пишет директор бакинского машиностроительного общества, — толпу ведут к армянскому дому, около них раздается выстрел, сейчас же начинается расстрел дома войсками, потом поджог и разгром хулиганами. Казаки бесчинствуют. Армянам не дается возможности отстоять и спасти свое имущество» («Т.Л.», 2.11.1905). Обыкновенно в толпе у армянского дома стрелял какой-нибудь татарин (иной раз прямо с канистрой в руках), после чего толпа звала войска: «Армяне стреляют из окон!» Войска не заставляли себя упрашивать и обстреливали дом из ружей и пушек, после чего татары его поджигали. «Толпа грабила и убивала, причем казаки, солдаты и татары подстреливали даже прыгавших с балконов людей». Фаддеев не подпускал к горящим домам пожарных команд. Армяне не стреляли, боясь столкновений с русскими войсками («С.О.», 28.10.1905). Пресса особо отмечала систему в действиях войск и погромщиков; так, «Русь» говорит о «систематическом погроме на законных основаниях». «Это та самая система — уточняет „Тифлисский Листок“ — что была применена в Москве,… после похорон Баумана.» («Т.Л.», 2.11.1905). В разгар погрома армянские депутаты обращались к тогдашнему главе правительства графу С.Ю.Витте и получили ответ: «Что же я могу сделать? По всей России так! От меня это не зависит!» («Т. п.», 2.11.1905). По прошествии трехдневного срока было, наконец, издано распоряжение о противодействии насилям («Т.Л.», 23.10.1905), однако погромы продолжались до 30 числа. 24 октября погромщики ворвались в армянскую богадельню и убили 6 женщин и детей; но затем подоспела самооборона, и громилы бежали, оставив до 30 человек убитыми («и.о.», 26.9.1905).
В конце концов, хулиганы начали бить и русских; так, разгромили квартиру священника Александра
