не осталось от него. Что это он такое сказал? Пожиратель Звезд? Что бы это значило? Но раздумывать было некогда.
Требовалось срочно выяснить, что творится в небе, за этим зловещим пологом туч, и я знал, у кого спросить – у мешочников. Все так же держась берега Топкой, я заспешил вперед.
Из всех обитателей планеты, бороздивших воздушный океан, мешочники были самыми опытными. К тому же они охотно продавали свои познания за кусок мяса. Мои сородичи издавна пользовались плодами их воздушной разведки: приносили им парализованную добычу, которую те подвешивали на солнце, чтобы она завялилась как следует, и получали взамен сведения о передвижениях стад снерлов в тундре, готовясь, таким образом, к зимнему охотничьему сезону.
Я бежал, хоронясь в прорытом рекой овраге, чтобы не спугнуть других живых тварей и послушать, о чем они говорят. Языки перепуганных жителей работали с бешеной скоростью. В городе и деревне, в поле и дома – повсюду в это угрюмое бессолнечное утро находился свой космолог:
– Дыра? Но ведь звезды, как метель, окружают нас со всех сторон, солнца водопадами низвергаются в бескрайнюю бездну повсюду! Откуда тут взяться какой-то дыре? Сама вселенная и есть одна огромная дыра, а мы все в нее проваливаемся!
Я жадно вслушивался в сплетни, которыми полнилась моя родная земля, не останавливаясь ни на миг. Ноги несли меня вперед, а я слушал и удивлялся не меньше тех, на кого привык охотиться. Внезапно я понял, что один небесный свод защищает нас всех – точнее, невидимой хрупкой преградой стоит между нами и страшным Ничто, куда мы, вертясь, как волчок, стремительно проваливаемся. Не раз и не два прежде случалось мне пожалеть своих жертв: их укрытия так хрупки, пропитание так скудно, да и то дается тяжелым и опасным трудом. И только теперь истина открылась мне. Я, царь, восседающий на троне среди подвластных мне живых существ, не более защищен от опасности, чем самый жалкий из моих подданных. Одного дуновения, прилетевшего из звездной бездны, довольно, чтобы смахнуть меня, ничтожную пылинку, в Великое Ничто.
Укрытая лесным шатром долина отделяла меня от Крепости Белых Костей, где я думал найти гнезда мешочников. Лучше обойти ее стороной: из леса тут и там выглядывали крыши домов канкерданкеров. Из прутьев и лозы они мастерили дорожки, которые подвешивали между деревьями, и строили плетеные домики с упругими, что твой барабан, стенами. Мешочники, которых я искал, прилетали сюда поохотиться на детенышей и самок канкерданкеров. Но решительные данки недолго думая соорудили деревянные рамы наподобие крыльев, оплели их лозой и, пользуясь восходящими воздушными течениями, стали подниматься в небо и оттуда сеять хаос в колониях мешочников, обливая их гнезда горючей смесью из воздушных пушек, которые приводили в действие при помощи мехов.
Данки были старейшими архивариусами моего мира, которые более других преуспели в торговле знаниями. Их лексикологические сообщества и этимологические братства сохраняли и поддерживали главные языки всех трех миров, которые наше пышущее румянцем солнце поглотило, достигнув зрелого возраста. Мне было бы интересно поговорить с такими изобретательными и жизнестойкими людьми, я вообще любил побеседовать с теми, кого ел или намеревался съесть. Хитросплетения жизней мелких существ неизменно притягивали меня. Однако в тот раз я предпочел обойти долину стороной, ибо данки владели искусством разбрызгивать горящее масло, что представляло особую опасность для зрения (хотя уязвимых мест у меня и моих сородичей немного, зрительные органы – одно из них). Об этом мне любезно сообщил младший брат, когда я, утоляя им голод, спросил, где он потерял целых шесть глаз.
К западу от данкийского леса над поросшей кустарником равниной возвышались отвесные утесы. Глубокие трещины пролегли между ними. Для своих гнезд мешочники выбирали вершины, окруженные особенно широкими провалами.
Вскоре на одном из пиков я разглядел грубые подобия виселиц из необработанного дерева, на которых покачивалась в веревочных петлях падаль, отдаленно напоминающая толстых детенышей данков. Мешочники называли эти сооружения своими «коптильнями»: там добыча болталась до тех пор, пока не начинала немного подгнивать и в ней не заводились черви. Прежде, еще до того как мешочники благодаря одному причудливому приспособлению превратились в могучих крылатых хищников, их летательные способности были более чем ограниченными: пользуясь примитивными перепонками между лапами, они планировали с вершины дерева на падаль внизу, хватали ее и снова карабкались наверх. Несмотря на то что присущая этому виду выносливость, изобретательность и выгодный союз с мухой-горгоной превратили мешочников в серьезных хищников, пристрастие к тухлому мясу не оставило их.
Я начал карабкаться на утес, соседний с тем, на котором болталась еда, рассчитывая, что расстояние между мною и их насестом, когда я поднимусь наверх, убедит мешочников в моих мирных намерениях.
Не успел я подняться и на пару десятков локтей от земли, как с охоты возвратились два мешочника. Им не повезло, пустые мешки из грубой сетки болтались у них в лапах. Передний при виде меня взмыл высоко в небо – мешочников гораздо больше других живых существ раздражало безразличие моих сородичей к вертикальным преградам.
Он завис в дразнящей близости над моей головой, и все время, что я карабкался на скалу, злобно пялился на меня. Я узнал его – он был из стаи Урмодда Серого. Тогда я выдохнул приветствие и спросил, где капитан. Он взревел от отвращения, заскреб ногами по воздуху, как вскинувшаяся на дыбы лошадь, и заверещал:
– Убери свои грязные ползучие мыслишки из моих мозгов!
Веришь ли, вор, сейчас я тоскую даже по оскорблениям мешочника! Они были по-своему забавны, эти создания, и фиглярничали, как никто.
– Неужто, – надрывался он, – нигде не осталось для нас мирного убежища? Прочь, кривоногий паразит! Ну вот, Старый Мохнач, формальности соблюдены, можно исполнить обязанности дворецкого и доложить почтенному Урмодду о твоем прибытии. – И он заорал еще громче: – Урмодд! Тут приполз здоровенный волосатый клоп, хочет с тобой говорить!
– Проводи его в покои, – раздался голос откуда-то сверху.
Я продолжал молча подниматься. Мешочники всегда были порядочными сквернословами, но теперь в их выходках сквозила неслыханная прежде дерзость, полное отсутствие страха передо мной и непонятное, яростное веселье. Я понял: им известно то, чего не знаю я.
С вершины утеса я увидел землю: она вставала круглым холмом от горизонта до горизонта, а над ней плотным серым покрывалом висели облака. Если этой ночью не будет звезд, к рассвету половина мира сойдет с ума от страха и любопытства.
– Добро пожаловать, о проворный гигант!
Это был Урмодд Серый, он сидел на расколотой вершине соседнего утеса, больше похожей на нос
