– Вполне.
– Ну вот, а ты переживала. Позвонила и позвонила. Теперь мы хотя бы знаем, что со стороны семьи твоего француза никаких движений не будет. А жаль. Тома, тебя что-то напрягает?
– Знаешь, может, я, конечно, ошибаюсь, – заговорила я неуверенным голосом, – но мне показалось, что жена не слишком убивается по поводу того, что ее муж в беде.
– Почему?
– Потому что у нее голос какой-то живой, а не несчастный.
– Может, он от природы такой.
– Может быть. Мы с ней разговариваем, а там заиграла музыка и француз так громко смеется, будто он не в квартире скорбящей женщины, а на вечере юмора.
– Где француз смеялся?
– В трубке, где ж еще.
– Может, там просто телевизор работал.
– Нет. Уж что-что, а телевизор я отличить могу. Это был самый настоящий француз. Он с ней так громко заговорил. А телефон ведь не мобильный, а домашний. Тебе не кажется странным, что в той ситуации, в которой сейчас находится жена Жана, совсем не должна играть музыка, да и смеяться никто не должен.
– Ты хочешь сказать, что должен звучать траурный марш, а в трубке – слышны рыдания?
– Я не знаю. Может быть его семья не понимает всю серьезность ситуации?
– Томка, да какая нам в конце концов разница, какие там тараканы у них в голове. Может, там родня понаехала. Может, еще что… Мы позвонили лишь для того, чтобы выяснить, ищет ли Жана полиция. Теперь мы точно знаем, что никто его не ищет и никому нет до него никакого дела. Может, хоть его начальник в полицию заявил?
– Думаю, что жена бы про это знала.
– А вдруг они не общаются? – Лейсан хотела сказать еще что-то, но в дверь позвонили.
Я еще никогда в жизни не реагировала на звонок в дверь так, как среагировала сейчас. Услышав вполне приятный музыкальный звонок, доносившийся от входной двери, я почему-то вскрикнула и посмотрела на подругу глазами, в которых был страх вперемешку с безумием.
– Лейсан, кто это?
– Не знаю.
Лейсан сразу посмотрела на часы и удивленно пожала плечами:
– Девять часов утра. Вообще-то я никого не жду. В такую рань.
Я схватила Лейсан за руку.
– Не открывай.
– Да не переживай ты так. Я только к «глазку» подойду. Я на цыпочках. Что ж я, сумасшедшая, что ли, открывать всем подряд?
Лейсан встала со своего места и осторожно направилась в сторону двери. Я поднялась следом за ней и подошла к зеркалу, которое висело в прихожей. Увидев свое лицо в зеркале, я чуть было не ахнула и с трудом сдержала свои эмоции. Это было чужое лицо. Слишком бледное, слишком несчастное и слишком испуганное. Под глазами черные круги и даже мешки, которых у меня никогда не было прежде или они появлялись только тогда, когда у меня не было возможности выспаться. Правда, стоило мне хорошо отоспаться – и они тут же исчезали. А глаза… У меня были такие глаза, глядя на которые хотелось не просто плакать, а хотелось кричать от ужаса.
– Ничего не видно, – шепотом сказала Лейсан и отошла от двери.
– Что значит – ничего не видно?
– Вообще ничего не видно. «Глазок» пластырем заклеили.
Услышав последнюю фразу, я закрыла глаза и прислонилась к стене, потому что мне вдруг показалось, что, если Лейсан скажет еще хоть одно слово, я просто потеряю сознание.
ГЛАВА 13
– Эй, есть кто живой или нет? – послышался за дверью хриплый мужской голос.
– Нет, – шепотом произнесла я и прислонила палец к губам, показывая Лейсан, чтобы она ни в коем случае не открывала дверь. Лейсан кивнула и осталась стоять не шелохнувшись.
– Девчонки, это Марат. Вы дома?
– Какой еще Марат? – тихо спросила Лейсан.
– Я знаю только одного Марата, с которым познакомилась вчера ночью, но он бы вряд ли сюда приехал.
– Ой, да вам «глазок» скотчем заклеили. Да и не только вам, но и вашим соседям.
Как только за дверью послышались шорохи и звуки отлипающего скотча, я напряглась как струна и поняла, что сейчас нам откроют «глазок» и можно будет, наконец, увидеть, кто же стоит за дверью. Опередив Лейсан, я быстро посмотрела на лестничную площадку и увидела стоящего возле нашей двери Марата.
– Открывай, – тут же скомандовала я своей подруге и указала на дверь.