– Да, – кивнул головой Жан и произнес пьяным голосом: – Франсуаза волнуется.
– А кто такая Франсуаза?
– Это моя жена.
Мне показалось, что мне вонзили стрелу в самое сердце, но я не показала свою боль Жану.
– Твою жену зовут Франсуаза?
– Да.
– Красивое имя. Я ей звонила, но она мне не представилась. Она не сказала, как ее зовут.
– А зачем ты ей звонила? – Несмотря на алкогольное опьянение, в котором пребывал Жан, я сразу поняла, что ему не понравилось то, что я только что произнесла. Мало того, что это вызвало у него слишком негативную реакцию, его просто распирало от раздражения.
– Не волнуйся. Я не сказала ей, кто я такая. Я представилась как твоя коллега по работе из Казани.
– Зачем ты звонила мне домой? – еще раз, но уже более настойчиво повторил свой вопрос Жан.
– Я же не знала, где ты и что с тобой. Я места себе не находила. Я очень переживала. Мне нужно было узнать, не вернулся ли ты домой. Я позвонила от безысходности, поверь. Но я ни в коем случае тебе не навредила. Твоя жена ничего не заподозрила.
– Что сказала тебе Франсуаза?
– Она сказала, что она тебя ждет и верит во все хорошее.
– Я знал, что она так скажет. – Жан не скрывал, что доволен моим ответом, и широко улыбнулся.
Я умышленно не сказала Жану о том, что в тот момент, когда я звонила его жене, у нее играла музыка и был слышен какой-то мужской голос. Мне не хотелось причинять любимому человеку лишние страдания и душевную боль. А что касается той душевной боли, которую в данный момент испытывала я сама, то я к ней уже давно привыкла. Это была та ноющая и подтачивающая изнутри боль, которую испытывает любая женщина, долгое время встречающаяся с женатым мужчиной.
– Тома, можно тебя на минутку?
Я повернула голову и посмотрела на стоящего рядом с собой деда.
– Что еще?
– Тома, ты за меня, пожалуйста, замолви словечко.
– Где?
– Перед Валей. Пусть она все, что произошло, в тайне держит. Я понимаю, что я плохо поступил, как последний вор, и вину свою не отрицаю, а очень раскаиваюсь. Я уже сам тысячу раз пожалел о том, что сделал. Не нужно ребятам Влада ничего рассказывать. Они же за это дело меня прямо в этих грядках и закопают. А мне пожить хочется. Урожай собрать. К Матрене побегать и ее немного потискать. Я всем, чем хочешь, поклянусь, что никогда в жизни больше чужого не возьму. Ни кастрюли, ни бутылки чужой и ни француза. Пусть они там хоть итальянца привозят, хоть китайца, я к нему даже не притронусь. Буду честно свою работу выполнять и лишнего не спрашивать. Да и все эти иностранцы – один сплошной порожняк.
– Дед, где ты таких слов набрался?
– Я в город иногда езжу. С людьми общаюсь.
– С какими же это ты людьми общаешься?
– С разными, – ответил дед. – А иностранцы и в самом деле сплошной порожняк. За них никто не дает и копейки. От них одни неприятности, да и только.
– Да ты на эти неприятности сам нарываешься.
– Тома, я тебе клянусь. К чужому никогда не притронусь. Мне чужого и даром не нужно. Ты попробуешь это Вале внушить?
– Да невыгодно Валентине тебя закладывать. Поверим тебе на слово, что ты к чужому не притронешься. Только и ты смотри, сам никому не рассказывай, что ты Жана к себе перетащил, а затем мы приехали и его у тебя забрали.
– Я могила, – сразу заверил меня Матвей. – Я вам с Валей всю жизнь благодарен буду. Можете приходить ко мне, когда вам вздумается, и пить самогонки сколько хотите.
– Да отстань ты со своей самогонкой.
– Можете картошки у меня на зиму взять. Я вам накопаю сколько надо. Капусты, перца. Что увидите на моем огороде, то ваше. Все берите. Мой огород теперь ваш огород.
– Да прекрати ты, – я посмотрела на часы и забеспокоилась. – Что-то Валентина так долго. Не нравится мне все это.
– Может, двигатель не заводится? – сразу выдал свою гипотезу дед.
– Да все нормально было с двигателем.
– Может, аккумулятор сел?
– Лето на дворе. Как он может сесть?
– Всякое бывает.
– Дед, заканчивай фантазировать. А Валя действительно долго.
– Давай я схожу, посмотрю. – Услужливый Матвей просто горел огромным желанием оказать мне хоть
